же тату-бар. И нальем, и наколем. Все лучшие мастера в столице у нас работают. Это же как хобби, один раз украсишься, и потом остановиться уже невозможно. А может, ты прокол хочешь? Язык, губы, уши? На сосках тоже делаем, но это по записи. Рузанна освободится и кольнет тебе все, что пожелаешь. – Парень ткнул в пухлую энергичную женщину с огромными дредами, она пританцовывала и одновременно прокалывала парню язык, крепко прихватив розовую плоть сильными пальцами.

– Сейчас сеансы только начались, у нас многие в ночь работают. Чтобы и весело, и полезно. В час ночи шоу начнется – шибари. Слышала о таком? Специальное связывание веревками.

Я вздрогнула, потому что наткнулась взглядом на густую сеть из разного калибра канатов и крюков, свисающих с потолка.

Видимо, на моем лице отразились эмоции, потому что бармен или администратор налил мне в стаканчик кофе и плеснул туда немного горячительной жидкости.

– Думаю, тебе поможет. Здесь своя атмосфера, не парься. Никто не обидит, только с виду грозные. А так почти никто не пьет, никаких драк, все стерильно и только при согласии клиента. Мы строго по закону работаем.

Я кивала под рассуждения разноцветного бармена, с каждым глотком расслабляясь и с любопытством разглядывая своеобразных посетителей и сотрудников этого бара.

Через час Пушкин закончил работу и снова предложил мне сделать небольшое тату на память. Я выдохнула, но решила оставить такое мероприятие на «когда-нибудь потом».

– Слушай, а когда ты высыпаться успеваешь? – полюбопытствовала я, решив, что после такой поездочки можно и на «ты» перейти.

– Так не каждую же ночь мотаюсь, только по записи да в выходные если, – охотно ответил он. – С Нинэль – ради денежного интереса работаю, да и не пропадать же диплому – я все-таки экономист. А тут – для души. Ты не думай, я за ней присматривать стараюсь как могу. Как мамка она мне, хорошая тетка, душевная. В свое время взяла меня на работу без опыта всякого, только с образованием. Поднатаскала, меня сейчас хоть в какую корпорацию с руками оторвут – уже не раз переманивали. Но я отказываюсь: мне и здесь неплохо.

Парень довез меня обратно на своем железном коне, а от гаражей мы уже шли, свободно болтая, как давнишние приятели.

– Так ты знал о слухах о тебе? – Наконец можно было задать мучивший меня вопрос.

– Конечно. – Пушкин рассмеялся. – Я давно увлекся татуировками, уже десять лет такой расписной. Каждая тату имеет для меня свое значение, вот это портрет моей мамы, это стилизованная нотная грамота в честь дедушки-композитора. Но каждому не объяснишь, много кто косо смотрит на такое увлечение, считают бандитом. А в апартаментах Нинэль есть кому разносить слухи о сотрудниках. Стилист меня боится, от любого слова чуть ли не в обморок падает, но при этом всем своим клиенткам растрепал, что у Быковой личный помощник бандюган, сбежавший с зоны.

– У тебя дедушка – композитор? – удивилась я снова.

Пушкин рассмеялся:

– Я коренной москвич, мама – профессор филологии, папа – переводчик с французского, один дедушка – композитор, второй – военный врач, бабушки тоже все как на подбор – архитектор и научный работник. За мной поколения интеллигентов, с малых лет занятия языками, математический лицей, общение с детьми только из профессорских семей. Так меня это все достало, что на третьем курсе морской академии я забрал документы, перешел в эконом, сам поступил, между прочим, на бюджет, женился на обычной девушке из провинции, сделал свою первую татуировку и купил свой первый байк. Несколько лет прошло, прежде чем родные приняли мой образ жизни – тусовки с байкерами, работа татуировщиком, никаких светских чаепитий и кремлевских елок. Но с такой работой семью не прокормишь, я хоть и развелся с тех пор, но деньги нужны на ребенка. А Нинэль Федоровна на мои татуировки не обращает внимания, она смотрит, как человек в работе себя показывает. Так что днем я личный помощник у бизнесвумен, а ночью гонщик и татуировщик. Нинэль даже нравятся эти слухи обо мне, льстит ее самолюбию, что соседи и знакомые ахают от такого опасного личного помощника.

– Выглядишь ты и правда… грозно. Особенно во всей этой амуниции вместо строгого костюма, – подтвердила я.

– Да уж, ты бы видела свое лицо, когда я на мотоцикле выскочил из-за гаражей. Извини, это была жестокая шутка.

– Да ничего, – миролюбиво простила я Александра. – Это надо, чтобы я не была такой самоуверенной. Ты работаешь с Нинэль постоянно, как думаешь, кто может творить все эти хулиганские выходки? Ведь они происходят практически каждую неделю.

– Думаю об этом каждый день. Ты видела характер начальницы, когда она в гневе, может легко обидеть. Да потом отходит, приносит извинения и щедро компенсирует, но не всегда деньгами можно исцелить уязвленное самолюбие. Так что, если составлять список ее недоброжелателей, нам тут до утра придется сидеть. А вообще напоминает сумасшедшие выходки экологов, на заводах Нинэль регулярно такое бывает. То с плакатами выходят, то голодовки организуют. Другие фабрики выбрасывают отходы в реки, загрязняют атмосферу, а экоактивистов волнуют только бедные коровки и овечки. Может быть, кто-то из них разнюхал, где живет Нинэль, а потом как-то раскопал доступы и ключи. Мы не в особняке живем, соседи, охрана, каждый день курьеры приезжают, сторонний клининг. А про десятки уволенных сотрудников в приступе гнева и не говорю. Тяжело тебе будет найти преступника. С другой стороны, экологи – ребята мирные… Ну потопчутся с плакатами. Я болтал с ними: они… ну вот как буддисты, что ли. Хотят, чтобы люди жили дружно со зверями, чтобы питались в идеале праной, в крайнем случае – растительной пищей. И рассказывают об этом, хочешь ты слушать или нет…

В коридоре мы тепло распрощались, и я, проверив почту и ничего нового не обнаружив, сбросила видео приятелю, сбросила другому ориентировку на таролога и легла спать.

После долгой ночи было тяжело вставать, хорошо, что я приготовила сумку заранее. С рассветом явилась во двор к общему сбору возле отмытой красной «Ауди», откуда уже выглядывала кислая физиономия таролога, а в багажнике и в салоне громоздились пухлые чемоданы. Из заботливо натертого до блеска «Лексуса» мне махнула призывно Нинэль:

– Со мной садись, отдельно поедем. Видеть никого не хочу.

Женщина была в плохом настроении, несмотря на усилия массажиста и