Его служебное рвение стало заметно спадать после того, когда начальник отдела своим заместителем назначил другого офицера. Это был серьезный удар не только по его самолюбию, но и по перспективе его дальнейшей карьеры. Должность начальника отдела, а с ней и генеральское звание ему больше не светили. Это был второй мощный удар по его продвижению на олимп власти за весь период его службы.

Самойлов Арнольд Мстиславович являл собой образец типичного генеральского сынка. Его отец, армейский генерал, был боевым офицером, уважаем в офицерской среде. Поэтому вопрос о профессии само собой решился еще в юношеские годы юного Самойлова. Однако Арнольд особенно не рвался тянуть армейскую лямку, как это делал его отец, он мечтал о дипломатической карьере. Попытка поступить в ГИМО была неудачной. Отец через свои связи помог сыну поступить в военно-дипломатическую Академию. Это тоже престижно: военный атташе, загранкомандировки, дипломатический статус, романтика разведывательной работы.

Однако карьера дипломата оборвалась на втором курсе обучения. Курсант Самойлов, имея разнообразные связи в столице, через знакомого сутенера организовал доставку проституток в закрытое общежитие Академии, проявив при этом организаторские способности. Сутенер отстегивал ему договорной процент. Притон работал, все были довольны. Через некоторое время факт существования нелегального притона в общежитии слушателей Академии раскрыли, был скандал. Двоих курсантов, которых, что называется, застали тепленькими, с треском выгнали из системы ГРУ. В ходе расследования была вскрыта неприглядная роль, курсанта Самойлова. На военно-дипломатической карьере был поставлен жирный крест.

Но отцу через связи удалось перевести непутевого сынка в Ленинградское высшее военно-политическое училище. По окончании училища молодого лейтенанта Самойлова пристроили в Генштабе. Это было последнее, что успел сделать для него отец-генерал. После того, как отец вышел в отставку, путь наверх надо было осваивать самостоятельно. На этом пути офицер-карьерист тоже проявил недюжинные способности.

Он быстро понял, что генеральское звание можно получить двумя путями — службой в горячих точках, либо в центральном аппарате, проявляя видимость кипучей деятельности и организаторские способности. Горячие точки его почему-то не прельщали, а вот в инспекторском отделе Генштаба он узрел прекрасный трамплин для прыжка наверх. В начале служебной карьеры его заваливали бумажной работой: обработка рапортов, отчетов, докладных записок из частей и соединений со всех концов страны. Черновая канцелярская работа. Но, надо отдать ему должное, к работе он относился добросовестно, научился грамотно составлять обобщенные документы и вовремя их представлять перед грозные очи начальства. Начальство это заметило, оценило. Его медленно, но все же повышали в должности и звании. Потом его стали посылать в армейские части с инспекциями в составе комиссий.

Вот тут-то и раскрылся настоящий талант молодого карьериста. Он сквозь победные доклады и прилизанные отчеты командиров сумел выковыривать в проверяемых частях такие недостатки, о которых даже сами проверяемые не подозревали. Все документы по проверкам составлял, естественно, Самойлов, высшие чины их только подписывали. В последние годы Самойлова на такие проверки назначали все чаще уже в качестве председателя комиссии. У многих командиров, когда они узнавали, что к ним с проверкой выезжает старший офицер Самойлов, начинался нервный тик, и от такой проверки они не ждали ничего хорошего.

Еще одной особенностью подполковника Самойлова в ходе таких проверок была маниакальная въедливость, выражающаяся в поисках мелких нестыковок с установленными инструкциями или указаниями больших начальников. Неправильно организованная курилка для рядового состава, стены в казармах покрашены не той краской, смещение звездочек на погоне офицера на полтора миллиметра от канта погона — все это с изумительной зоркостью подмечал подполковник Самойлов и аккуратно фиксировал в докладных записках, составлявшихся в ходе проверок. Один раз после часового нахождения в батальоне радиотехнической разведки он, провожаемый командиром батальона, значительно заметил комбату: «В Красном уголке плакаты развешаны не симметрично, исправить!».

Командировку на остров Виктория он воспринял как ссылку. Кого здесь контролировать? На кого составлять «телегу»? На этого замшелого майора, пардон, подполковника Булавина он, конечно, говна наскребет: неуставная форма одежды, панибратские отношения с младшими офицерами и, конечно, почти отцовская любовь к этому солдату-дезертиру. Надо бы в его полку посмотреть его личное дело.

Обуреваемый этими служебными мыслями, Самойлов подошел к берегу. Морские волны омыли изящные хромовые сапоги на теплой подкладке, сшитые в одной из лучших мастерских Москвы. И что, тупо сидеть в этом отделе и быть на побегушках у нового начальника? Можно, конечно, написать рапорт на командирование в Сирию…. Ну, уж нет! Там еще хуже, чем на этом острове, к тому же периодически отстреливают наших военнослужащих.

Самойлов повернулся, чтобы направиться обратно к бункеру, вдруг увидел, что к нему приближается белый медведь. Это был взрослый матерый медведь, весом килограмм на двести. Внешне он шел, не спеша, но довольно ходко. На расстоянии метров тридцати медведь остановился, посмотрел на Самойлова, потянул носом и снова направился к человеку. Берег был совершенно пустой. Самойлов оцепенел. Ужас сковал все его тело, Он вдруг понял, что единственная цель этого дикого зверя здесь и сейчас он, подполковник Самойлов. Ч-черт, пистолет оставил в комнате, вспомнил Арнольд Мстиславович. Сработал инстинкт, Самойлов побежал что есть мочи по направлению к спасительному бункеру. Он услышал, что зверь тоже побежал за ним. Он даже услышал сопение медведя. Еще немного и он нападет.

Вдруг раздались два гулких выстрела. Самойлов увидел Булавина, который стоял на возвышенности и наблюдал за соревнованием человека и медведя. Самойлов добежал до Булавина. Тот спокойно засунул пистолет в кобуру, сказал:

— Хорошо, что я вышел покурить, а то бы…, — он улыбнулся, как показалось Самойлову насмешливо.

Самойлов отдышался, посмотрел назад. Его преследователь лежал, распластавшись на земле.

— Я же предупреждал, Арнольд Мстиславович, без оружия наружу не выходить.

— Да…, конечно…, запамятовал, — Самойлов кисло улыбнулся, постепенно стал приходить в себя.

— И еще одно правило. Если встретились с мишкой, никогда не убегайте от него. Он вас все равно догонит, а бегом вы только разжигаете его охотничий инстинкт. Лучше закричать на него и медленно пятиться назад. Мы для белого медведя не являемся объектом добычи, еды ему тут хватает. Но, как говорится, береженого Бог бережет.

Булавин бросил окурок на землю, затоптал его носком ноги. «Мы спускаемся на склад», — бросил он и спокойно, пошел в сторону бункера.

Самойлов вдруг почувствовал, что штаны у него мокрые, и от них нехорошо пахнет. Надо еще написать, что Булавин для развлечения стрелял по белым медведям, мелькнуло в голове генштабиста, они ведь, кажется, занесены в красную книгу.

Очередное ЧП еще раз подтвердило нехорошую славу острова. За завтраком Иноземцев объявил, что сломана радиостанция: кто-то зашел в палатку и уронил ее со столика на камни.