Первыми душ, как всегда, приняли мужчины. Крутихин быстро обмывшись, оделся и ушел наверх, сказав, что надо помочь Иноземцеву укрепить радиомачту. Булавин одевался медленно, в это время в душе была Беленко.

— Ульрих, — вдруг громко позвала Беленко, — подайте мне полотенце и мое белье. Оно лежит на скамейке.

Булавин прошел на «женскую половину», нашел на лавке мохнатое полотенце и белье в целлофановом пакете, взял все это, осторожно подошел к душевой кабине, посветив фонариком. За простынею увидел стройный силуэт женской фигуры.

— Вот, возьмите! — осторожно, стараясь не смотреть в пространство душевой кабины, просунул стопку белья и полотенце через щель между простыней и выступом душевой кабины.

— Спасибо. — Женщина стала одеваться в душевой кабине. — Вы меня подождете?

— Конечно, подожду, — Ульрих Романович вдруг ощутил непривычное волнение.

Такое волнение он испытывал давно, двадцать пять лет назад, когда ходил на свидание к Лиане. Черт! внутренне одернул себя Булавин, так недолго скатиться до уровня Крутихина.

— Посветите мне, Ульрих, — раздался женский голос из душевой кабины.

Ульрих Романович направил луч фонаря на шторку, прикрывавшую кабину. Ольга Вячеславовна вышла из душевой кабины. Она была в черных лосинах и черном свитере и была сейчас похожа на девочку-подростка.

— Спасибо, что дождались меня, — женщина улыбнулась, — а то одной подниматься по этой жуткой лестнице…

— Боитесь темноты?

— Нет. У меня, после того, как я увидела эту стаю крыс на человеческим скелете…, в общем я никогда еще не испытывала такого отвращения.

— Ученые-футурологи говорят, что после термоядерной войны на земле останутся только крысы и тараканы.

Они подошли к винтовой лестнице, стали осторожно подниматься наверх. Ступеньки были железные, решетчатые, но некоторые прогнили от сырости и шатались. Идти по ним в темноте — экстрим. И, хотя Ульрих Германович поднимался медленно, женщина начала от него отставать. Он дождался ее.

— Давайте руку, Ольга, — предложил он.

Ольга Вячеславовна протянула руку. Женская ладонь была маленькой и теплой.

— Вы знаете, Ульрих, термоядерная война — это не самое страшное для человечества.

— А что тогда страшнее?

— В период ядерной зимы человек может выжить под землей. Сейчас такие технологии уже есть. Современная наука уже разработала такие вещи, которые пострашнее атомной бомбы.

— Какие, например? — они вышли на первый этаж, и Булавин отпустил руку Ольги Вячеславовны.

— Например, биологическое оружие. Сейчас во многих странах есть секретные лаборатории, где выводятся вирусы, против которых невозможно разработать противоядие. Выводится, например, какой-то новый штамм и его вбрасывают на территорию противника. Внешне в такой стране ничего не изменяется: работают предприятия, транспорт, люди развлекаются, влюбляются, женятся, в общем, живут обычной жизнью. Затем в стране разражается очередная эпидемия гриппа, которая выкашивает людей тысячами. Находят какое-то средство от новой заразы. Больные вроде вылечиваются, но потом вдруг выясняется, что у этих людей исчезает репродуктивная функция. И народ в стране постепенно естественным образом исчезает.

— Но ведь разработчики такой гадости и себя подвергают опасности. Вирус не интересует, какое у тебя гражданство.

— Это вы скажите политикам. Они думаю так: я контролирую процесс, значит, я могу управлять миром. Интересно, а что это здесь происходит?

Булавин и Беленко вошли в кухню-столовую, где они ожидали увидеть остальных членов группы, однако помещение было пустое. Пахло борщом, на столе лежали ложки и вилки, которые уныло освещали две лампочки.

— Куда все делись? — удивленно воскликнула Беленко.

В кухню стремительно вошел Иноземцев, огорошил новостью:

— Поймали шпиона!

— Какого шпиона?! — Беленко и Булавин удивленно воскликнули одновременно.

— Он там, наверху, — Иноземцев показал рукой на выход из бункера, — с ним сейчас Самойлов.

Он был страшен и одновременно жалок. Лицо, полностью заросшее до подглазных скул; волосы на голове, длинные и грязные, свисали сосульками до плеч. Ногти на руках черные, были обкусаны или обломаны. Одет в рваный и грязный бушлат, в котором с трудом угадывалось его армейское происхождение. Всем своим видом и позой он напоминал маленького волчонка, загнанного в западню и ожидающего неминуемой расправы.

В палатку, где шел допрос, вошел Булавин. Подполковник Самойлов сидел на пустой канистре, а солдат стоял перед ним и затравленно смотрел на старшего офицера, который, как показалось Булавину, выглядел довольным. В руках Самойлов держал маленький диктофон, видимо для фиксации допроса.

— …Рядовой Малышкин, я повторяю вопрос, — голос Самойлова казенный, с металлическим оттенком, — с какой целью вы дезертировали из расположения вашей части и зачем направлялись в Норвегию?

— Я не хотел. Камзараков меня уговорил. Говорит, там нас примут, а обратно в Россию не сдадут. Сказал, дадут политическое убежище, ну, и… там жилье, хорошую работу. — Беглец говорил плачущим голосом, шмыгая носом.

— Расскажите подробно, как вы осуществили побег с Земли Франца Иосифа?

— На причале была моторка. Мы во время обхода нашего участка, сели в моторку, Камзараков завел мотор, и мы поплыли.

— То есть моторная лодка была без присмотра?

— Там никого не было, Лодка была на цепи. Камзараков ее, цепь эту, ночью подпилил.

— Дальше.

— Ну, мы сели и поплыли. Часа два проплыли нормально, потом кончилось топливо. Мы сели на весла, потом начался шторм. Мы уже подумали, все, хана нам. А тут увидели землю. Перед берегом лодку чуть не перевернуло, один автомат утонул. Мы добрались до берега. Думали, это Шпицберген, а это вообще безлюдный остров, необитаемый.

— Что вы делали дальше?

— Мы обследовали остров. Случайно нашли спуск в бункер. Потом спустились вниз. Нашли какое-то складское помещение. Там была тушенка, несколько ящиков, какие-то пакеты с кашами. Но пакеты были все разорваны крысами, и в них был крысиный кал. Камзараков сказал, что очистит каши и сварит их. Я есть отказался, а он съел и отравился, Он так мучился…, — лицо солдата-дезертира передернула судорога отвращения и ужаса, — потом умер.

— Ясно. И ты труп положил на нижний этаж.

— Да, я думал, там нет крыс, но они его нашли и всего его объели.

— Скажи-ка, солдатик, — вмешался Булавин, — у тебя по географии в школе была, наверное, тройка, не так ли?

— Да, а вы откуда знаете? — солдат удивленно посмотрел на Ульриха Романовича.

— Любой школьник, хорошо изучавший географию, знает, что от земли Франца Иосифа до Шпицбергена четыреста пятьдесят километров. До него на большом катере-то доплыть проблема, а вы на моторной лодке. То, что вы наткнулись на Викторию и остались живы, это вообще чудо.