– Юлия, не утруждайтесь, прошу вас. Ведь вы можете поранить себя, а этого мне бы хотелось меньше всего.

Ее руки дрожали.

– Не подходите. Я закричу!

– Кричите, Юлия, кричите.

Я прошел мимо нее и сел на свободный стул. Она стояла в нескольких шагах от меня.

– У вас есть дома чай?

Мне захотелось с бергамотом.

– Положите, пожалуйста, нож на стол и присаживайтесь. Буду вам особо признателен, если вы заварите чай.

Юлия не сдвинулась с места, а только сильнее ухватилась за рукоять.

– Ну, что же, мне придется удивить вас раньше времени.

На ее глазах нож растворился в воздухе, не успела она открыть рот, как ее тело, против ее же воли, направилось твердым шагом в мою сторону и заняло свободный стул.

Я смотрел, как дрожат ее губы.

– Не кричите, прошу вас. Мне всего лишь нужно поговорить и я буду рад, если вы выслушаете все, что я вам сейчас скажу.

В ее глазах я увидел нечеловеческий испуг.

– Моргните, если вы меня поняли.

Она закрыла глаза, по ее щекам побежали слезы.

– Хорошо, благодарю вас!

Я перевел глаза на человека, находившегося все это время в одной комнате с нами.

– Он сейчас подо льдом… Ваш муж!

Я закрыл глаза и представил, как листаю рукопись. Вот – нашел!

«У меня ощущение, что я подо льдом. Я не могу сделать вдох, а следует – в этом месте нет воздуха…»

И я начал читать ей отрывок, который написал двумя неделями ранее, я уже тогда знал, что ночным гостем, постучавшим в эту дверь, стану я.

Я наслаждался голосом своего героя, мне это доставляло неописуемое удовольствие. Я закончил говорить и посмотрел на Юлию.

– Может, теперь вы угостите меня чаем?»

Я переступил через Риту и выбежал из комнаты, уже была ночь, но мне казалось, что Эн Ронни еще находится там, в книжном. Я бежал, не глядя под ноги, чтобы скорее поговорить с ним, поделиться чудесной новостью, ведь в моей книге произошел перелом.

За окном горел свет, но я не спешил заходить внутрь, а направился к тому месту, где сегодня утром лежала молодая девушка, бабочка, как прозвал ее Эн. Я даже не успел ступить ногой на проезжую часть, как передо мной пролетел автомобиль, а затем еще один и лишь спустя несколько секунд я сумел рассмотреть, что асфальт на том месте был чист. Словно ничего и не произошло этим утром.

Зазвенел колокол.

– О, Габриэль…

Эн Ронни стоял за кассой, не совсем привычно было видеть его за моим рабочим местом.

– Я уже заждался тебя. Бодро выглядишь, еще одна бессонная ночь? Я готов был поклясться, что ты не сможешь уснуть после всего произошедшего.

– Я и не пытался, Эн! Скажи мне, почему на том месте нет ни капли крови, ведь я своими глазами видел…

Эн Ронни засмеялся.

– Не стоит путать реальный мир с выдуманным, Габриэль. Это не игры разума, а всего лишь отменная работа уборщиков, я собственными глазами наблюдал, как они вычищают асфальт до блеска, какая неблагодарная работа, скажу я тебе! Вот интересно, говорили им в детстве родители…

– Эн! – перебил его я. –  Как ты можешь так спокойно об этом рассуждать? Сегодня на твоих глазах погибла молодая девушка…

– Габриэль… – сказал он как-то неестественно ласково. – Каждый день в этом мире гибнут тысячи людей, ты же не скорбишь по каждому из них? Если ты о жалости, то мне жаль тех, кому пришлось ползать по луже, оставленной той юной особой. Ведь согласись, если бы я покончил с собой из-за какого-то критика, который нашел бы в моем произведении душу, которой там нет и в помине не было, то отмывать мой позор от пола пришлось бы тебе, и никак иначе. И что бы ты обо мне тогда подумал? Каким словом ты бы меня проводил? Готов поспорить, что не самым искренним.

– Я не могу понять, Эн…

– Габриэль, завершение чего-либо, иными словами – конец, каким бы фатальным он при этом ни был – это всегда начало чего-то совершенно нового. Перерождение! Лишь тот, у кого отсутствует понимание жизни, готов искать мораль в смерти. Здесь нет никакой морали, трагедии и злого рока. Это всего лишь пустая телесная оболочка, которая была покинута из-за ненадобности или по окончании срока годности. Душа – она вечная, она не может умереть или воскреснуть, она лишь может переродиться в иную форму существования. Знания и только знания – один-единственный критерий, который определит ее дальнейшую судьбу. Будем надеяться, что наша прелестная бабочка превратится в какую-нибудь удивительную птичку, возвышающуюся над полевыми цветами и смотрящую на нас свысока. Небо – это всегда свобода, Габриэль. Чаще поднимай голову вверх.

– А как же Рита? Ведь ты ее настоящий убийца, а я – всего лишь палач.

– Ты начинаешь мыслить, Габриэль, и мне это нравится. Как важно сравнение в жизни, роль метафоры в литературе поистине неизмерима. Давай представим, что после всего произошедшего ты побежал к Рите, она тебя утешила, закрыла своим широким крылом и спела тебе колыбельную перед сном. О, какая радость! Она бы тебя излечила, напоила сладким чаем и запретила бы ко мне приходить.

Я ухмыльнулся.

– Да, не улыбайся, она бы действительно так поступила. Собственно, как и любая другая. Но что бы стало потом? К какому году жизни ты бы признался себе, что ты всего лишь жалкий трус и боишься выйти из дома в мир, где в воздухе витают зло, жестокость и разочарование? Сколько бы времени прошло, прежде чем свет, тебе ненавистный, увидел бы твою замечательную работу, если бы ты ее, конечно, закончил? Позволь мне ответить за тебя – нисколько! И это понятно, ведь ты еще слаб, как бывают слабы младенцы, которых отрывают от материнской груди. Всего одна выбрация воздуха, одна незнакомая интонация – и вот он уже кричит в поисках защиты. А вот перерождение бабочки стало бы для тебя переломным моментом. Несомненно! А как иначе? Ведь нужно твоей коже когда-то грубеть, а твоему телу познавать свою истинную природу. И вот, вместо того, чтобы спрятаться в объятиях Риты, ты бежишь ко мне. Но не в поисках защиты, а в поисках самого себя. Ты себя познаешь через окружающий мир, а не через монолог с самим собой. Познание сути через углубление в самого себя – это всегда деградация личности, моральное разложение. Сколько бы не было глубины в человеке, в конце концов он себя исчерпает. Рано или поздно – это всего лишь дело времени. И вместо того, чтобы искать другой источник неиссякаемого потока, он привыкает к сухости во рту, продолжая глотать воздух из пустого сосуда. А потому я протягиваю тебе стакан воды, чтобы утолить твою жажду! Мой дорогой Габриэль, отречение и свобода – это вещи разные, я бы даже сказал, противоположные друг другу, хотя могут на первый взгляд показаться идентичными. Вода и цианистый калий тоже имеют внешние сходства, если сравнить две наполненных колбы. Но их содержимое смертельно противоположное. То, к чему ты идешь, не приведет тебя к тому, чего ты стремишься достичь. Потому я меняю колбы и то, что отравляло раньше, теперь станет тебя исцелять. Вот почему я убил твою Риту!