— Нет, про любовь к Викусе он ничего не говорил…

Она чуть нахмурила брови, посмотрела мне в глаза и задала сокрушительный вопрос:

— А тебе про любовь он говорил?

Ну прямо игра в «холодно-горячо»! Я нервно сглотнула и быстро проговорила:

— Нет, конечно! С чего ты взяла?

Не ответив, она приложила палец ко лбу, обдумывая сказанное. Я с неудовольствием следила за ее мыслительными усилиями. Мне было о чем беспокоиться — Иринка гораздо сильнее меня в логике и зачастую с легкостью отгадывает конец детектива, едва прочитав его начало. И она блестяще это доказала:

— Ой, Анька, ты мне голову дуришь. Мне кажется, что в этой истории Викуся как пятое колесо в телеге, что-то вместо дымовой завесы. И в столовке ты сказала ей правду. А вот мне правды не говоришь…

Нарочито возмутившись, я сердито замахала руками, и она поправилась:

— Ну, кое-что скрываешь. И это кое-что очень серьезно. За десять лет нашего знакомства я уяснила, что о пустяках ты болтаешь с удовольствием, а вот о серьезном умалчиваешь. Значит, то, что произошло вчера, очень серьезно. И я даже склоняюсь к тому, что Евгений не просто тебя ужином накормил, а и сделал что-то такое, о чем ты сказать или не хочешь, или боишься…

Сопротивляться я устала, к тому же против правды не попрешь и, чтобы прекратить прения, с тяжким вздохом предложила:

— Да думай как хочешь, я тебя переубеждать не собираюсь. Только другим эти свои мысли за истину не выдавай!

И ушла к себе, оставив Иринку пребывать в радостном осознании правильности своих выводов.

Вечером мы шли из библиотеки втроем: я, Иринка и Лидия Антоновна. Лидия Антоновна домой, а мы с Иринкой на органный концерт в филармонию. Погода в городе почти летняя — солнышко светит, птички поют, настроение чудесное. Его почти не омрачает Лидия Антоновна, по всегдашней привычке усердно поучающая нас, глупую непристроенную молодежь. И почему все, кому за пятьдесят, автоматически считают себя умнее всех, кто моложе? Я старалась не слушать, но ее резкий голос разносился далеко вокруг и сам лез в уши:

— Сходили бы вы на вечер «Кому за тридцать». Вон моей соседке, Саше, почти сорок лет, давно разведена и с ребенком, так она пару раз сходила на эти вечера и нашла себе мужика. Ничего, вполне приличного. Там же билеты довольно дорогие, на них пьянь разная не ходит…

Я хотела добавить, что на них другого рода авантюристы ходят, но промолчала, не желая выслушивать обвинения в цинизме. Пусть говорит, от меня не убудет… Лидия Антоновна, в своем длинном черном плаще походившая на зловещую ведьму из детской сказки, с воодушевлением продолжала приводить житейские примеры, наглядно доказывающие пользу подобных сборищ. При этом она так увлеклась, что вполне могла бы пойти с нами, дабы лично поруководить процессом. Энергии в ней — не мерено. Остановить ее нечего и пытаться — она всегда уверена в своей правоте. Генеральским взмахом руки указав на возвышающееся вдали вычурное здание, твердо скомандовала:

— Вон во Дворце молодежи каждую субботу такие вечера проводят. Не тяните кота за хвост и сходите в эту же субботу! Вот увидите, будет прок!

Вечер для стариканов, проводимый во Дворце молодежи, показался мне изощренным издевательством, и я косо посмотрела на выдумщицу. Вот ведь неугомонная особа! Ей бы свахой подрабатывать. У меня мелькнула мысль предложить ей перейти на работу в какое-нибудь брачное агентство, но я вовремя опомнилась. Она обиделась бы на меня на всю свою оставшуюся жизнь и отравила бы мою.

Мы расстались у магазина, но заложенная Лидией Антоновной продуктивная мысль накрепко засела в бедовой Иринкиной голове. Понимая, что так сразу я не сдамся, она весь вечер, что мы были на концерте, раздумчиво повторяла одну и ту же фразу, надеясь, что в конце концов я привыкну к этой мысли:

— А что? В этом что-то есть. Возможно, и понравится…

Когда я довольно безапелляционно заявила, что на подобные мероприятия не ходила и ходить не собираюсь, она надулась и замолчала. Глядя на ее обиженную физиономию, я осознала, что идти туда мне все-таки придется.

Мощные звуки органа вытеснили из моей головы все проблемы и печали, заставив вспомнить о вечном. В круговерти суматошных дней мы слишком много думаем о теле и не вспоминаем о душе. После концерта я, вся во власти возвышенных чувств, поделилась ими с Ириной. Но она была не способна думать о высоких материях. У нее на уме было одно — как бы попасть на вечер для немолодых неудачников. Пытаясь увернуться от сомнительной чести ее сопровождать, я посоветовала:

— Может, тебе Свету позвать или Наталью? Тебе с ними куда веселее будет, да и пойдут они с тобой с удовольствием.

Подружка аж в лице переменилась.

— Пойдут-то они с удовольствием, но весь вечер превратится в сплошную борьбу за выживаемость. В смысле кто кого выживет. Если там появится хоть один мало-мальски привлекательный индивид, мне он точно не достанется. Они же обожают конкуренцию и ни за что добычу не отдадут, пусть даже и самим не нужна.

Лицо у меня вытянулось. Странно, я за девчонками таких склонностей не замечала. Может, оттого, что мне претит сам процесс борьбы за что-либо? Я просто отхожу в сторону и наблюдаю, чем дело кончится. Это, кстати, весьма забавное занятие. Иринка просительно протянула, сделав по-кошачьи умильное личико:

— Пошли, а? Тебе и делать ничего не надо будет — просто посидишь за столиком — и все. Если у тебя денег нет, я за тебя заплачу.

Как же ей, бедняжке, хотелось на этот вечер, если она готова была пожертвовать последними грошами — ведь почти вся ее зарплата уходила за квартиру! Мне было гораздо легче — я маме отдавала только половину заработанного.

— Да не надо мне таких жертв. Давай подождем до завтра? Время ведь терпит, не думаю, что на такие вечера аншлаг. Наверняка и перед началом есть билеты.

Иринка была вынуждена согласиться, и мы разошлись по домам. Уже в постели я послала пылкую просьбу космосу — чтобы наутро подружка забыла про свою блажь и не доставала меня глупыми просьбами.

Но на следующий день Иринка превзошла самое себя: вечер для тех, кому за тридцать, намеченный на субботу, так ей приглянулся, что она буквально выставила мне дурацкий ультиматум: или идем на вечер, или я ей больше не подруга. За все годы нашего знакомства она ничего подобного не выкидывала, и я долго не могла прийти в себя.

И куда она так спешит? Ей только-только исполнилось тридцать. Вполне можно и пожить спокойно еще пару-тройку годков. Нет ведь, все хомут на свою шею ищет. Чтобы не потерять ее расположения, пришлось согласиться, хотя все фибры моей души были против. Обсуждая с ней в нашем буфете совместный поход, мы не заметили, как сзади к нам подошла Ольга. Услышав своими ушками-локаторами о столь судьбоносном мероприятии, она немедля заявила:

— Ого, я тоже пойду!

Иринка тут же скисла — способность Ольги отбивать парней была общеизвестна. Я с возродившейся надеждой взглянула на подружку: может, передумает? Но та с религиозным фанатизмом, сверкая карими очами, решительно заявила, что ничто и никто, даже Ольга, ее с выбранного пути не свернет. Очередь такой энтузиазм решительно поддержала. Поскольку я никогда не вмешивала в свои личные дела общественность, окинула очередь строгим взглядом и заметила насупленную Викусю, глядящую на меня так косо, будто я украла у нее из кошелька последний рубль.