Я чувствовала, как по щекам катятся слезы. Горькие, безудержные. Я смотрела на некогда дорогих мне людей и не могла поверить, что их нет. Мне казалось, что появись я на несколько минут раньше, и смогла бы спасти. Теперь передо мной висели лишь куклы. Мертвые, безжизненные куклы – подобия прежде любимых мне людей.

Упала на колени, не чувствуя боли от соприкосновения израненных ног с булыжной мостовой, лицом к виселице. Раздираемая болью и горем потери, я безудержно рыдала, выла, заламывала руки и кусала губы в кровь, чувствуя, как медленно умираю внутри вместе с теми, кого больше никогда не будет в моей жизни. Их уже никогда не вернешь.

– Пожалуйста… пожалуйста… – шептала я, сбиваясь на судорожные рыдания, молясь, прося, чтобы они оказались живы. Я надеялась, что все это обман…

В момент, когда я вновь подняла глаза, почувствовала, как меня пробил озноб. Они смотрели на меня. Все. Висели со сломанными шеями и с ненавистью, пристально смотрели на меня.

– Это ты виновата в нашей смерти, – услышала я тонкий голос с хрипотцой и с ужасом посмотрела на маленькую Карину. Я задохнулась в боли от ее обвинения.

– Из-за тебя нас убили, – поддержал Алис с нескрываемым укором.

Я лихорадочно затрясла головой, пытаясь опровергнуть их слова, оправдаться, но мне не позволили.

– Это ты нас убила, – услышала я с другой стороны откровенное обвинение и, сглотнув, перевела взгляд на Мили. – Только ты виновата в нашей смерти.

– Если бы не ты, мы могли бы жить, – раздался почти забытый голос старого друга. На него смотреть было больнее всего. Однако я пересилила себя и повернулась к Лайему. Если с остальными я могла поспорить, то ему мне ответить было нечего.

– Я презираю тебя, – выдохнул отец, а мое сердце разорвалось на кусочки.

– Нет! – закричала я. – Нет, я – не убийца, – зарыдала я, вставая с колен в намерении подойти ближе, обхватить каждого за плечи, прижаться и показать, как я их люблю и никогда бы не смогла сделать то, в чем меня обвиняют. – Прошу, поверьте, – задыхаясь, молила я, с ужасом понимая, что с каждым моим шагом не приближаюсь, а наоборот стремительно отдаляюсь от площади. – Нет, нет, пожалуйста!!! Нет! Останьтесь, прошу!!!

Проснулась я от своего собственно крика, чувствуя, что сердце стремительно пытается вырваться из груди, дыхание рваное и тяжелое, а из крепко зажмуренных глаз потоком текли безостановочные слезы.

– Сон, – хрипло, после моего крика, выдохнула я, но облегчения не почувствовала. От навалившегося отчаяния, я взвыла с новой силой, сотрясаясь всем телом. Единственное, что сделала, чтобы приглушить свою истерику уткнулась лицом в подушку. Наверное, поэтому я не обратила внимания, что уже не одна. Когда моя постель прогнулась под новым весом, я сначала вздрогнула, но почувствовав мягкий, пушистый бок большой кошки, что вытянулась вдоль меня, и мягко боднула головой, быстро расслабилась и повернула голову к своей гостье.

– Шая, – сквозь слезы улыбнулась я и порывисто обняла за широкую шею изумленную хищную кошку. Только спустя минуту, уткнувшись носом в теплую шерсть, я почувствовала, что начинаю успокаиваться.

Кошка вопросительно рыкнула, и я отстранилась, смущенно улыбнувшись.

– Прости, – вздохнула я. – Просто страшный сон. Только сон, – убитым голосом добавила я, поняв, что истерика возвращается.

Словно почувствовав во мне перемену, пума вновь боднула меня головой и потерлась мордой о мое лицо, слизывая слезы с щек. После чего чихнула и вполне натурально муркнув, положила голову на мою грудь. Я не стала указывать на то, что от подобного веса дышать стало затруднительно. Наоборот, благодарно, с некоторым трудом, глубоко вздохнув, я запустила пальцы в теплую шерсть, прислушиваясь к мерному дыханию большой кошки. Так и уснула, лениво поглаживая шею моей ночной гостьи.

***

Обеспокоенная хищница быстро оказалась в комнате человечки, что громко кричала во сне. Пума прежде никогда не общалась с людьми, а от хозяина не так часто можно было дождаться проявлений каких-либо эмоций. Растерянная, она сидела у постели и ждала, когда проснется человечка, или придет мужчина, который наверняка знает лучше, что следует предпринять в данной ситуации.

Человечка проснулась быстрее и судорожно выдохнула слово «Сон». Что это? Кошмар?

Что такого могло ей присниться? Странная девчонка, в этом хозяин прав. Она даже не обратила внимания, что в комнате не одна.

Человеческие эмоции – странная, непонятная и нелогичная штука. Хорошо, что кошки не обладают подобными.

Понаблюдав еще некоторое время, как человечка не прекращает плакать и содрогаться, кошка решила, что нужно что-то предпринять, досадуя, что не может общаться с человечкой так же, как с хозяином. Вспомнилось пуме и их первая встреча. Тогда девчонка так доверчиво прижалась к хищнице. Может, и сейчас это поможет?

С этой целью пума запрыгнула на кровать и не прогадала. Гостья быстро успокоилась и начала засыпать. Пума собой гордилась. Она смогла помочь, почти не разбираясь в человеческих чувствах. И хозяин ничего против ее ночевки в комнате человечки сказать не сможет. Она ведь просто хотела помочь.

Тем более, что чуткий слух пумы смог уловить почти неслышные шаги, что теперь удалялись от комнаты девчонки прочь. Значит, все видел, но ничего против не сказал.

Это хорошо. Если так пойдет дальше, то кошка сможет прочно поселиться в спальне необычно ласковой и чуткой человечки, наслаждаясь тихими, спокойными прикосновениями, которые неожиданно казались до боли приятными некогда невозмутимой и независимой пуме.

***

Проснулась я словно от толчка, почувствовав  на себе чужое внимание. Резко распахнула веки и наткнулась на изучающий взгляд больших кошачьих глаз. В первое мгновение я запаниковала и собралась уже было заорать во всю силу легких, надеясь если не спугнуть своим ором мохнатое чудовище, то хоть оглушить напоследок. Но после монстр вопросительно рыкнул и, совсем не свойственным монстрам движением, лизнул мое лицо, оставляя липкий след. От соприкосновения шершавого языка и моей несчастной, заспанной моськи, посетили панические мысли, что с меня вознамерились снять кожу. Невольно скривилась и, не выдержав, легонько пихнула пуму в мощную грудь, запоздало поняв, что легче стену подвинуть, чем подобную тушу.

– Я не вкусная, – уверенна заявила я, отодвинувшейся пуме, в которой узнала свою ночную грелку.

– Она в курсе. В противном случае, ты уже пребывала бы в процессе переваривания, – раздался насмешливый голос, и вот тут я основательно так подпрыгнула, с опаской осматриваясь по сторонам.

В дверном проеме, занимая почти все пространство и сложив руки на груди, стоял мой спаситель – знакомый-незнакомец.

Нет, нужно ему хоть мысленное имя дать, а то так невыносимо!

– У тебя есть полчаса, чтобы привести себя в порядок. Ванная комната в твоем распоряжении. Сменная одежда и обувь на постели. Жду тебя на кухне. Не опаздывай, – отдал он распоряжения и, оттолкнувшись от дверного косяка, кивнул пуме: