бы действуют на зрительное ощущение ваше, так же, как какой-нибудь кустик или мощная ветка в лесном пейзаже!

Теперь ощущаешь больше архитектуру зданий, именно они составляют пейзаж города.

Это благороднее. И если Казанский собор был чист от объявлений, чиста была Публичная библиотека и сквер с Екатериной II, — то солнечная сторона была вся залеплена вывесками!

Все кричало о себе: от изделий из серебра знаменитого Фаберже и бриллиантов «Тэта» до последней, не ахти какой шашлычной, примостившейся в подвальчике!

Рестораны! Ресторации! Кафе! Закусочные!

Все звало и манило! А о магазинах и говорить нечего! Названия их лезли к вам в глаза!

Магазины внизу, а наверху в третьих или четвертых этажах о себе объявляли гостиницы «так себе», не слишком шикарные или знаменитые, не «Европейская» и не «Северная», а так… «Бристоли», «Лисабоны», «Палермо», «Неаполи»…

Причем тут номера были тоже разных сортов и оттенков, но о своей сущности они не объявляли… в открытую!

Были тихие «номера» с почти поэтической тишиной уюта! Они заселялись клиентами на недельку-другую, а то и на месяц одинокими приезжими из провинции — устроить какие-то свои дела… Прислуга ласковая, «услужливая», готовая что-то для вас сделать, купить что-то даже в городе, если их попросить, ну там булочек, закусочек к чаю! Самоварчик вовремя принесут и даже утром разбудят вас, если нужно!

И есть гостиницы в тех же этажах, где обычно снимают номер на одну ночь. Приходят «сниматели» часов в одиннадцать вечера, — без чемоданов и кульков, но зато с хорошо подкрашенной дамой!

Весь стиль тут иной. Прислуга нахальная, держит себя вымогательно, а иногда и небрежно. Тут уж, если в коридоре часа в два ночи какой-либо скандальчик разыграется, то не обращайте внимания!

Подобно тому, как весталки в Древнем Риме охраняли святость алтаря богини, подобно этому швейцар у дверей знаменовал собою внутренний стиль гостиницы.

Приезжему провинциалу с чемоданами на вопрос, есть ли свободный номер, — в «Палермо» швейцар отвечает:

— Есть-то есть, да беспокойно вам будет! Вы бы обратились в «Лисабон», там вам будет покойнее!..

Приезжий уходит с чемоданами в «Лисабон».

Швейцар «Палермо» берет трубку телефона:

— Михеич! Я послал тебе… в енотовой шубе, с желтым чемоданом. Карась жирный! Бери да помни!

— Ладно. Сосчитаемся, — отвечает Михеич.

Я описываю будни. Люди идут по делам, чем-то заняты. Дела! Дела! Хлопоты! Снуют торопливо.

Много приезжих, а в Питер зря не ездят. Какое разнообразие пальто, шуб! Рабочего люда совсем нет, немудрящие нужды удовлетворяются рядом с их «фатерами»!

На Невском люди с повышенными требованиями к жизни и с возможностью их удовлетворить. Преобладает черный цвет в одеяниях дельцов и промышленников — и яркими цветами изукрашивается улица формами офицеров.

Они не очень-то спешат по делам. Есть культ Невского! По Невскому приятно пройтись и без дела!

Офицеры! Офицеры! Кажется, ни в одном городе мира на улице не встретишь столько военных!

Может быть, в Берлине только? Но я в Берлине не был!

Серые шинели! Они не длинны — до середины голени. Из левого кармана (с прорезью) торчит край шашки и темляк вылез наружу. Скромный у пехотинцев. — в виде большого желудя, и несколько кокетливей у кавалеристов — в виде серебряной юбочки балерины. Темляки на кожаном ремешке, покрытом серебром!

Пройдет еще один год или полтора, и темляк у некоторых будет красный, он не без гордости будет красоваться! «Анна» боевого, Аннушка, или на офицерском жаргоне «клюква». Заслужил в боях!

Теперь их нет! Изредка попадаются офицеры средних лет, с алой лентой темляка — это «маньчжурец».

Сколько разноцветных фуражек у офицеров! Ярко-ало-красная, царскосельские гусары! Красный околыш, белый верх безукоризненной чистоты — кавалергард, но вы видите его только случайно проходящим поперек тротуара.

Чистокровный рысак — собственный выезд — остановился у тротуара. Гвардейцы едут на собственных лошадях в николаевских серых шинелях. Бобровый воротник невиданной глубины цвета! Пелерина до середины спины, пустые, болтающиеся рукава. Шинель только накинута на плечи. Когда обладатель этой шинели отдает честь рукой в белой перчатке, виден рукав мундира.

Красный околыш и темно-зеленый верх — преображенец!

Все императоры коронуются в Успенском соборе в Москве — только в мундире Преображенского полка!

Если голубой околыш — это семеновец, опозоривший себя усмирением Москвы в 1905 году. Их командир Трепов обесславил себя приказом: «Патронов не жалеть!»

А ведь солдаты-семеновцы в эпоху Александра I были самыми образованными солдатами гвардии — они решились восстать против жестокостей нового командира! И это восстание за десять лет до декабристов — встревожило царя!

Формы, формы, формы! Даже на студентах, еще нежных юношах, уже как бы нависло тавро казенщины!

Шинели со светлыми пуговицами. У студентов технических вузов с «наплечниками» в виде погон и вензелями императоров.

«НI» у путейцев, две буквы «И» и «П», скрещенных до диагонали — у студентов политехникума в Лесном. Студенты университета без погон, у них бросающаяся в глаза фуражка с голубыми суконными околышами.