Его сковал ужас. Да, – был ответ. Грезы о простом семейном счастье рассыпались в прах. Потому что в его жизни мечты о светлом будущем приводили только к одному – к трагедии.

Ясно было одно: старейшины племени не разделяли ее энтузиазма по поводу больницы Нахид.

Низрин вытаращилась на Нари.

– Ты убежала из-под охраны? Снова? Ты хоть представляешь, что будет, если Гасан узнает?

– Зейнаб меня вынудила! – оправдывалась Нари. И тут же, решив, что будет несправедливо по отношению к золовке обвинять ее в приключении, от которого сама осталась в восторге, добавила: – Она сказала, что часто совершает подобные вылазки и еще ни разу не попалась. И в случае чего обещала взять вину на себя.

Картир выглядел не на шутку встревоженным. Обычно верховный жрец более снисходительно относился к… неортодоксальным выходкам Нари, но недавняя история, похоже, переполнила чашу его терпения.

– И ты ей веришь? – спросил он, взволнованно супя щетинистые брови.

– В этом вопросе – да.

Нари с золовкой не всегда находили общий язык, но несложно было догадаться, что и Зейнаб время от времени отчаянно нуждалась в глотке свободы.

– Может, хватит, наконец, делать из мухи слона? Это ведь отличные новости! Только представьте! Больница Нахид!

Картир и Низрин переглянулись. Несмотря на мимолетность этого взгляда, нельзя было не заметить, что на лице жреца вспыхнул виноватый румянец.

Нари заподозрила неладное.

– Вы и так знаете про это место? Почему вы ничего не рассказывали?

Картир вздохнул.

– Потому что судьба этой больницы – в равной степени нелицеприятная и неблагоразумная тема для разговоров. Сомневаюсь, что о ней вообще кому-либо известно помимо короля и узкого круга завзятых летописцев Дэвабада.

Услышав такое расплывчатое объяснение, Нари нахмурилась:

– Но откуда знаете о больнице вы?

– Бану Манижа узнала о существовании больницы – и о ее печальной судьбе, – еле слышно ответила Низрин. – Она никогда не расставалась со старинными фамильными книгами. Она-то нам и рассказала.

– Что значит «о печальной судьбе»?

Когда ее вопрос остался без ответа, терпение Нари лопнуло.

– Око Сулеймана, к чему эти секреты на каждом шагу? За пять минут я узнала от Разу больше, чем от вас двоих за пять лет!

– Разу? Разу бага Рустама? – В лице Картира читалось облегчение. – Слава Создателю. Я боялся, случилось непоправимое, когда сгорела ее таверна.

Нари стало жаль добрую авантюристку, оказавшую ей такой сердечный прием.

– Я – бану Нахида. Я должна быть в курсе, если на освобожденных рабов объявлена охота.

Низрин и Картир снова переглянулись.

– Мы хотели как лучше, – проговорила наконец Низрин. – Тогда ты еще глубоко скорбела по Даре, и я не хотела сыпать соль на рану, рассказывая о судьбе его товарищей по несчастью.

При упоминании имени Дары Нари вздрогнула. Она и сама знала, что на время стала сама не своя после его гибели.

– И все-таки не вам принимать за меня подобные решения. – Она посмотрела на них по очереди. – Я не могу быть бану Нахидой в храме и лазарете, если со мной обращаются как с маленькой, как только речь заходит о политических вопросах, которые, по вашему мнению, могут меня расстроить.

– Которые, по нашему мнению, опасны для твоей жизни, – непреклонно поправила Низрин. – В храме и лазарете у тебя хотя бы есть право на ошибку.

– А больница? – не унималась Нари. – Какая политическая подоплека заставила вас утаить от меня ее существование?

Картир разглядывал свои руки.

– Дело не в одном ее существовании, бану Нахида. Дело в том, что там произошло во время войны.

Он снова умолк, и Нари осенило.

– Если я не услышу более внятного объяснения, мне придется каким-то образом вернуться туда. Один из джиннов был историком и наверняка знает ответ.

– Ни в коем случае, – вмешалась Низрин и обессиленно вздохнула. – Больница пала первой, когда Зейди аль-Кахтани захватил Дэвабад. Все произошло так быстро, что оставшиеся там Нахиды не успели бежать во дворец. Шафиты подняли бунт, как только воины Зейди вторглись в город. Они взяли больницу штурмом и истребили всех Нахид в ее стенах. Всех до единого, бану Нари. От престарелых аптекарей до подмастерьев, вчера вышедших из-за школьной скамьи.

Заговорил Картир. Его голос звучал мрачно, а у Нари от их рассказа кровь стыла в жилах.

– Рассказывают, бойня была чудовищная. Гезири, понятное дело, были вооружены зульфикарами, а вот шафиты орудовали «огнем Руми».

– «Огонь Руми»? – переспросила Нари. Название показалось ей смутно знакомым.

– Человеческое изобретение, – объяснила Низрин. – Вещество, которое липнет, как деготь, и сжигает кожу даже Дэвам. «Огонь – огнепоклонникам», – так они кричали, шафиты. – С болезненным видом она опустила глаза. – Его до сих пор используют. Именно так джинны, убившие мою семью и обокравшие наш храм, и подожгли его.

Нари вмиг переполнило острое чувство вины.

– Прости меня, Низрин, я и понятия не имела.

– Ты не виновата, – ответила она. – Откровенно говоря, я боюсь, что в больнице все происходило гораздо страшнее. Я не читала тех мемуаров, что бану Манижа, но, обнаружив их, она почти не разговаривала в течение долгих недель.

– Некоторые нюансы наводят на мысли о том, что это был акт возмездия, – осторожно добавил Картир. – Такая жестокость… не бывает беспричинной.

Низрин нахмурилась.

– Этим джиннам не нужна причина, чтобы проявить жестокость. У них это в крови.

Жрец покачал головой.

– Не будем обманываться, госпожа Низрин, и у нашего племени руки бывали в крови. И я бы не хотел внушать эти мысли нашей юной Нахиде. – На его лице промелькнула тень. – Бану Манижа говорила в подобном духе. Это сильно ей навредило.

Низрин сузила глаза.

– У нее были причины, чтобы так говорить, и тебе это известно.

В дверь постучали. Низрин сразу смолкла. Находясь в Дэвабаде, всегда, и даже в Великом храме, нужно было проявлять осторожность в высказываниях о Кахтани.

Но сейчас в дверь просунул голову отнюдь не шпион.

– Бану Нахида. – Джамшид сложил пальцы домиком в знаке почтения. – Не хотел прерывать, но из дворца прислали за тобой паланкин.

Нари рассердилась.

– Ну конечно. Упаси Создатель, чтобы я провела в собственном храме хоть минуту сверх дозволенного времени. – Она встала и поглядела на Низрин. – Ты идешь?

Низрин отрицательно покачала головой.