— Что ты с ним сделала!? Это всё из-за тебя, ясно? Что он, сука, в тебе вообще нашел!? Ещё тогда в ресторане, блин! Я же все видела из машины, как он подошёл на этой веранде, твою мать, к тебе со спины! Ясно!? Он тебя мысленно раздел тогда... Блин, да как...

Матерится, вцепляясь наращенными ногтями в запястья, пытаясь лягнуть и вырваться.

Закрываю глаза, сдерживая ярость, злость и сожаление одновременно. Так, надо прекращать.

— Замри. Поговорим. Не сбегай.

В её порыве отпускаю руки, перебираюсь на землю рядом, отметив, что она не знает, что делать дальше, просто откидываясь на землю и закрывая лицо локтем.

— Нин, давай конструктив, ладно? Я не знаю, что сказать, честно. Начинай сама.

— Зачем...

— Это не конструктив. Ладно, давай сама. Между нами почти ничего нет, я ему никто. — Пропускаю мимо ушей фырканье. — Мы познакомились тринадцать лет назад и, поверь, между нами никогда ничего не было и быть не могло. Тебе показалось. Все это сейчас, я уверена, чтобы просто расстаться с тобой, Нин.

Да, больненько. Да, верить не хочется... не только ей.

— Он просто сваливает на меня этот разговор, вот и всё. Нин, малыш...

Может, мстит за фразу, что он её привязал к себе? Мол, раз догадалась, развязывай сама. Да ну нет...

— Малыш, ты просто невероятная красотка. Знаешь, я тебя когда увидела, с ума чуть не сошла, сравнивая тебя, такую карамельную блонди, с собой. Нин, ты выиграешь любую, поверь, у тебя всё...

— Кроме него.

— Пойми, милая, когда ты ложишься под мужчину. Не морщись, так и есть... что заведомо сильнее, состоятельнее, старше, умнее, в его доме, в его кровати, на его простынях, вдыхаешь его кондиционер от этих простыней, мужчины, что заранее ставит тебя на роль красивой вещицы...

Больно, да-а.

— Детка, даже если ты этого безумно хотела, ты должна быть либо со стержнем, либо со стальными, извини, яйцами, чтобы не рассыпаться, когда он наиграется. А он наиграется, поверь, потому что...

— Не любит..

— И не любил. Ты обалденная, Нин, поверь мне. Просто, поверь, я знаю лишь одно — любовь — это не то, что вспыхивает от обалденно проведенной ночи, ночей и сюсюканья после. А помимо любви — всё остальное пыль.

— Да откуда тебе...

Усмехнулась, заставив замолчать.

— Поверь, 7 лет была такой же, только я хоть осознавала и не убеждала себя, что получаю от этой пыли удовольствие.

— Но...

— Мы переживём это с тобой вместе, я обещаю. Я научу. Ладно?

Отвернулась на бок.

— Почему нельзя его просто привязать..

Как мне это знакомо.

— Потому же, почему нельзя заставить любить даже саму себя.

Всхлипывает, побуждая лечь рядом и крепко обнять, прижав к себе. Она совсем маленькая глупая, что впитывает первой болью... Жизнь.

И я чувствую себя старой тёткой, что несёт какой-то бред, но я не знаю, как это изменить.

— Ноги болят, Нин, у вас там осколки где-то валяются, да?

Всхлипы начинают редеть. Как и песни... И если он не почистил картофель, я его точно через дуршлаг пропущу.

— Не знаю... может, вчера кто разбил.

— Не сказала ему ничего?

— Мне кажется... Я сейчас подумала... Поняла... что он, ну, понял всё и отомстил так за вчерашнее. Око за око, боль за боль.

Закрываю глаза, вдыхая с ароматом зелени её духи. Я не знаю. Я его не знаю.

Хотя нет, почему? Проходили это, слушала же, сушила же Алинины слёзы, когда у них всё прошло через известную ему одному дорогу.

По средствам разговора

Света

Если бы я умела так переворачивать ситуацию... Да цены бы мне не было.

Почему-то некстати, только сейчас, вспомнилось, что Нели как-то ещё в самом начале работы сказала, что начальник у нее — "жуть".

И сейчас вместе с Ниной, сидя на диване в зале, мы обе чувствуем себя школьницами.

И если у моей новоявленной однокашницы это состояние души не так уж и забыто, то...

Давно меня так не отчитывали.

Сначала даже пыталась сопротивляться, серьезно не понимая, в чём я виновата, но в конце концов просто закрыла рот после фразы:

— Это по-вашему МХАТ? Вы обе в "Униженных и оскорбленных" пробуетесь? Или что, нынче актуальна "Джейн Эйр", и обе собрались с котомками на дилижанс?

Выдохнул, пока Нина гуглила незнакомый "дилижанс", ну, хоть остальное знает. А я всё смотрю на Никиту и поджимаю израненные ступни. Его сын скрывает волнение, копаясь в телефоне на краю кресла.

Ну, чего там? Можно слово молвить?

— Первая.

Обалдела, честно... Но обращение не ко мне.

— Мы с тобой уже всё обсудили ранее, верно?

Нина, не поднимая головы, вымолвила согласие.

— Я что-то не так сказал тогда? Или твоя пощёчина была недостаточно громкой? Мало стало?

Сочувствие выпархнуло.

— Зачем ты так...

— Я не с тобой сейчас, Света.

Индюк какой.

— Дальше, Нина, либо ты живёшь в моем доме на моих правилах, не влезая больше в мою личную жизнь, либо я могу позвонить отцу и сказать, что девочка наконец наигралась.

Нет, ну, бесчувственный же...

— Или третий вариант — иди туда, откуда пришла. Что выбираешь?

Нинка молча бесится, но шепчет первое, отводя взгляд даже от меня.

— Отлично.

И тут он глянул, одарив с головы до ног, что аж пальцы в испуге поджались. Резко оторвался от стены и кинул, нахмурившись ещё больше.

— Иди за мной, фея-крестная.

Лучше бы песенки играли, как-то неловко вышло.

Снова кухня, снова картофель, мясо и морковь. Ладно хоть овощи почистил.

Напрягся, упираясь ладонями в столешницу. Резко обернулся и произнёс:

— И что ты об этом надумала?

— Почему сразу надумала?

— А ты умеешь иначе? Что с Никитой, что сейчас. Умеешь не верить собственным домыслам?

И что на такое отвечать?

— По-моему все вполне очевидно, Тём. Повторил ситуацию десятилетней давности, мне по-моему не привыкать...

Его взгляд вдруг замер и не сразу ускользнул от моих мыслей. Мне бы хотелось залезть к нему в голову, понять, что он за человек.

— Хорошо, если это домыслы, тогда что? Случайность?

Хмыкнул, вдруг наклонившись к шкафам, достал какую-то коробку, поставил передо мной. Подошёл вплотную, открыв крышку. Ой, аптечка.

— Что ещё?

— Что?

— Ну, что я ещё сделал? Тебя использовал, дальше? Продолжай