23:15

«Ты думала обо мне? Только честно»

23:16

«Думала. Сегодня особенно, когда поливала огород. Меня не покидало чувство, что я ощущаю на себе твой взгляд. Я надеюсь, что ты не следишь за мной из леса с биноклем?»

Усмехаюсь в голос, переводя взгляд на бинокль. Ну точно ведьма.

23:16

«Нет:) Я не слежу за тобой из леса. Давай сходим на свидание?»

23:17

«У меня много работы. Волшебной тебе ночи, Петя»

«PS рада, что ты написал. Значит живой»

Ты ж моя прелесть.

23:17

«Спокойной. Пусть тебе всю ночь буду сниться я»

Ночь получилась на новом месте и вправду волшебной.

* * *

Да, я определенно маньяк. Проводил Василису на работу с биноклем, а спустя пару часов от скуки стал ошиваться возле ее дома. Уж слишком велик соблазн попасть в ее жилище, особенно, когда сам лично видел, куда эта наивняша кладет ключ. Как-никак, не те времена, чтобы прятать его под ковриком. Хотя, возможно, дело не в наивности, а в том, что красть у Василисы нечего. Может, поэтому дверь в ее доме вчера была открыта вплоть до одиннадцати вечера нараспашку.

Останавливала от проникновения, разве что, не вовремя проснувшаяся совесть. Маялся еще пару часов, разгребая мусор в сарае бывшего владельца. Уже сотни раз пожалел, что не взял с собой кошку. Но, с другой стороны, завтра я забираю Гришу, а моя Ленка с собакой вряд ли уживется, тем более со столь крупной.

Кинул пакеты с мусором в бак и тут же услышал позади приятный женский голос.

— Здравствуйте.

— Здрасте, — обвожу взглядом девушку лет тридцати.

Очень. Даже слишком хорошо одета для такого места. А если посмотреть на машину, стоящую рядом, девка при деньгах. Не замужем, судя по протянутой мне руке без единого кольца на пальцах. Симпатичная, даже очень. Если бы не Василиса, засевшая во все мои органы, я бы снял скуку с этой девицей.

— Светлана, — улыбаясь, произносит она, подаваясь ко мне. Не знаю, зачем подал ей руку, она же совершенно точно намеренно пролила на меня кофе из стаканчика. Благо не горячий. — Ой, какая я неловкая, простите Бога ради.

— Да ничего страшного. Отстираю.

— Нет, нет, снимайте. Я здесь недалеко живу, принесу вам выстиранную, — ну все ясно, Светуля. — А вы?

— Что я? — сам не заметил, как она ловко стянула с меня футболку. Хваткая деваха. Даже слишком.

— Вы здешний? Я вас здесь раньше не видела.

— Дом купил на днях.

— Ой, как интересно. А вас как зовут?

— Петя.

— Очень приятно. Диктуйте свой номер, я все постираю и привезу вам.

Первая пришедшая на ум мысль — дать левый номер, ну или Мишин. А потом меня вдруг осенило. А почему, собственно, нет? Кто, как ни другая баба рядом со мной, заставит Васю наконец обратить на меня внимания? Однозначно, номер надо дать. Диктую его Светлане, не скрывая улыбки. Да, Васенька, будешь, солнышко мое, ревновать своего короля с джакузи. Поскорее бы вместе в это джакузи.

— До свидания, Петр.

— До встречи, — киваю Светлане.

Какой чудесный день, трам-пам-пам. Смотрю в очередной раз на калитку Василисы и все же не выдерживаю. Меньше, чем через минуту я, уже полностью успокоив свою совесть, вошел в ее дом. Немного очканул, когда на пороге появилась лающая шавка. Орет так, что можно оглохнуть. Причем, судя по тому, на каком расстоянии она на меня лает, точнее он, определенно, это нечто меня боится. Впрочем, это взаимно.

— Гондоша, цыц.

Закрываю дверь на замок. Через несколько секунд я все же привык к лаю шавки. Скинул шлепанцы и прошел внутрь. Мягко говоря, неожиданно. Обычно люди делают красивую обертку снаружи, не заботясь о том, что внутри. У Василисы же наоборот. На душе стало приятно от того, что у нее есть вкус. Современная кухня в сиреневых тонах. Небольшая, но уютная. Гостиная и, судя по кровати, спальня соединены. Тоже вполне себе ничего. Все светленькое и чистое. И нет здесь никаких разбросанных носков и грязи. Врушка.

— Ав-ав-ав-ав.

— Гондоша, фу. Привыкай к папочке. Будем скоро жить вместе.

— Ав-ав-ав-ав.

— Мяу-мяу-мяу. Обидишь Елена Петровну — побрею тебе жопу, будешь страшненьким.

— Ав-ав-ав-ав-ав-ав.

Кажется, после «побрею жопу», Гондоша стал еще более активным. Ничего другого, как заглянуть в холодильник и скормить что-нибудь собаке, я не придумал. И, бинго, при виде кровяной колбасы, Гондоша замолк и, кажется, посмотрел на меня с любовью.

— Ну вот, надо дружить, теперь ты — Тоша, — откусываю добротный кусок колбасы и кидаю половину палки собаке. — Лови.

И только потом понял, что это перебор. Он же маленький, как кошка. Куда ему столько?

— Слушай, я передумал, давай я тебе половинку половинки дам, — тяну руку, чтобы забрать колбасу, но в ответ мне прилетает громкий рык тяжеловесной собаки, а потом и вовсе эта пушистая тварь меня кусает.

— Гондон!

На счастье четвероногого, руку он мне не прокусил.

— Ну и жри, главное молча.

Никогда я не видел оскал у маленьких собак. Да, собственно, я и у больших его видел только в кино. Этот гондольер совсем не тянет на карманную добрую собачку. А, впрочем, табличка на калитке для кого висит, Соболев?

— Кушай, кушай, Тоша.

Оставляю собаку на кухне и иду исследовать дом дальше. Остановился у лестницы на второй этаж. Напротив нее — дверь. Первое, что пришло в голову — курятник. Открыл и замер.

— Родной ты мой, золотой. Любимый унитазик.

Поворачиваю голову направо — душевая кабина. Когда я испытывал такое счастье в последний раз? Василисонька, прости… ну, тут сам Бог велел все опробовать без тебя. Жаль, очень жаль, что не захватил с собой чистые трусы. Скинул шорты вместе с боксерами и все… понеслась душа в рай.

Оазис продолжался до тех пор, пока я не вышел из душа. Ни трусов, ни шорт. Что за фигня? Оглянулся в ванной — ни одного полотенца. Только в корзине для белья — трусы, к сожалению, не мои, носки и полотенце. Разумеется, грязное. Вышел из ванной и замер, когда понял, что входная дверь раскрыта на распашку и нет шавки. А вот голос Василисы где-то неподалеку есть. Юркнул в гостиную и все, сука… ступор.

Как, куда, что делать?! Мечусь, как полоумный по комнате, понимая, что Василиса приближается. И застываю как дебил в позе статуи с приподнятой рукой, когда она входит в гостиную. Судя по ее лицу, «статуя» ей не по вкусу. Тянусь к вазе на столе и хватаю розу. Прикрываю ею самое драгоценное хозяйство. И совсем чужим голосом произношу первое,