Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выключил телевизор, чтобы не закипать ещё больше от вида Керчева, от одного имени которого меня теперь буквально тошнило – у нас нельзя верить никому. Хотя какая разница, веришь ты им или нет… Власть имущие найдут способ обмануть тебя, втоптать в грязь. Ещё и заставят думать, что ты сам же во всех своих бедах и виноват. Подонки!.. И ведь, что самое обидное, это было испокон веков, каждый раз при смене власти или даже минимальной оттепели высокопоставленные люди обещали и клялись, что больше никогда не допустят лжи и обмана. Тем самым уже обманывая, ведь ещё не было ни одного политика, который бы не лгал…
– Так, а уже, между прочим, почти девять часов, – отгоняя терзавшие меня мысли, как можно более радостным голосом заметил я. – Если кто-то хочет узнать, что же было после того, как ещё никому не известный мальчик вынул из камня меч, то этому кому-то надо прямо сейчас бежать чистить зубки и запрыгивать под одеялко.
– Я быстро, прямо пара минут! – на лице Наташи вновь заиграла радостная улыбка, она стремглав бросилась по узкому коридору в ванную.
– Зубки надо чистить тщательно! – крикнула ей вдогонку Лиза, затем обратилась ко мне шёпотом: – Вам выдали экзоскелеты?
– Пока что всё ещё нет, – ответил я и, догадываясь, почему она меня спрашивает, принялся её успокаивать: – Но и фиг с ними. Идти тяжеловато, но зато мы как консервные банки, защищены на все сто сорок шесть процентов.
– Но ведь уже сколько обещают? Года два, разве нет?
– Где-то так. Лиза, в любом случае, даже не волнуйся. В тот же сектор меня патрулировать завтра не отправят, зуб даю. Скорее всего, даже в более спокойное место после сегодняшней заварушки направят. Может быть, даже следить за порядком на улице Карла Маркса, где вся наша знать почивает.
В ответ Лиза лишь крепко обняла меня и уткнулась лицом в мою грудь. Поцеловав её в макушку, теперь я любовался своей любимой. Она была чуть ниже меня ростом, всегда такая стройная и миниатюрная, что в моих объятиях казалась мне иногда столь хрупкой. Шли месяцы, годы, а я всё так же горячо и страстно любил её всем сердцем. По сути, они с дочерью были тем единственным, что я на самом деле ценил в жизни, ради чего надрывался на этой треклятой должности полицейского, которую ненавидел и которую не выбирал. А уволился бы – ни на одну официальную работу меня бы не взяли… Спасибо реформе нашего государства. Вот и тянул эту лямку лишь ради того, чтобы помогать своей семье.
В ванной выключилась вода, и я уже готов был идти в детскую, выпутываясь из объятий Лизы, как вдруг почувствовал на шее лёгкий поцелуй, затем ещё один, теперь уже полный страсти, ощущаемый через кожу в самом сердце. Во мне тут же вспыхнула искра, я едва удержался от того, чтобы не поднять на руки красавицу-жену и не понести её на кровать, где в безудержном порыве сорвал бы с неё это платьице, впился губами в её такие нежные и сладкие губы, раздвинул её стройные тонкие ножки… Она явно прочитала мои мысли или, быть может, по моему тяжёлому участившемуся дыханию поняла, что поцелуи возымели успех, и теперь хищно улыбалась, вглядываясь в моё лицо. А в этот момент её рука скользнула ниже и сжалась в моём паху – отчего я резко выдохнул… хотел резко наклониться вперёд, чтобы всё же слиться с ней в страстном поцелуе, а руки инстинктивно дёрнулись вниз, сжимая её аппетитные формы сзади, как голос дочери вмиг отрезвил меня:
– Я готова, пойдём, папа!
– Я иду… да, иду, – тут же убрав руки и развернувшись на сто восемьдесят градусов, откликнулся я.
– Иди скорее, читай про своего короля Артура, – сказала жена, а затем тише добавила: – А затем приходи ко мне, я буду ждать тебя под одеялом… без всего лишнего.
За окном бушевал ливень, монотонно барабаня каплями по окну. Детская комната была, как и кухня, небольшого размера, но в неё вполне поместилась двухэтажная кровать, подготовленный к началу учёбы стол, громоздкий шкаф, оставшийся от предыдущих жильцов. А также хватило места даже выделить уголок под кукольный домик, наполненный различными игрушками от мала до велика: плюшевыми медведями и кроликами, сшитыми Лизой куклами в импровизированных платьях, с большими пуговицами вместо глаз, куклами, сделанными под знаменитых, но, к сожалению, уже как лет двадцать недоступных в нашей стране Барби и Кена. Усевшись на краешек кровати, я едва различал текст – который зачитывал вслух, выжимая из себя ничтожные капли артистизма, – в свете единственной тёплой, но тусклой лампочки ночника в виде зайчика с большими чёрными глазами.
Спустя примерно страниц двадцать истории Наташа тихонько засопела, уронив голову на подушку. Я поцеловал дочь в лоб, шёпотом пожелал самых сладких снов и, погасив ночник, вышел из детской, плотно прикрыв за собой дверь. После чего, передвигаясь на носочках и ориентируясь в полутьме, словно мотылёк на свет, исходящий из нашей с Лизой комнаты, направился к жене, надеясь всей душой, что она не успела уснуть.
Зайдя в комнату, я обнаружил Лизу, лежащей на нашем диван-кровати под одеялом и читающей книгу Ремарка «Жизнь взаймы», которую буквально вчера закончил читать я сам.
– Не спишь? – спросил я, стараясь удерживать тон как можно более спокойным.
– Ты не опоздал.
Лиза отложила книгу и уже потянулась за очками с тонкой чёрной оправой, чтобы снять их, но я остановил её:
– Оставь их, пожалуйста. Ты же знаешь, как они меня заводят.
Прикрыв дверь, я сбросил с себя футболку и прыгнул на кровать, целуя жену попеременно в губы, шею, щёки, лоб, нос. Я не мог остановиться, сжимая её крепко-крепко под собой.
– Чего это ты так завёлся? – уворачиваясь от очередной порции поцелуев, спросила она. – Ведь я всё ещё лежу под одеялом, где мне, быть может, так холодно… и одиноко.
– А это мы сейчас исправим, – улыбаясь, ответил я и занырнул к ней, чувствуя теперь кожей её нежное и столь манящее тело. Не в силах сдерживаться более, я спустился ниже, теперь сжимая ладонями и целуя её красивую грудь, лаская бёдра.
– Я хочу, чтобы ты взял меня, – прошептала она и легонько укусила краешек моего уха. – Я очень и очень соскучилась.
Я вскочил с дивана и бросился к шкафу, где были спрятаны презервативы, на
