И вот эти корабли, внезапно нарисовавшиеся у южного побережья Каспия, и создали наступающим силам Альянса проблемы. Особенно эсминцы, которые со своими 127-мм пушками оказались очень грозной силой.

Появление флота в Каспийском море позволило силам всего трех пехотных полков медленно и упруго отходить, вынуждая войска Альянса продвигаться в боевых порядках, опасаясь засад и очень зубастых узлов обороны. Особенно болезненными были приемы артиллерийских налетов на тылы, когда с моря подходили эсминцы к береговой линии и начинали обстреливать глубокий тыл наступающих войск противника. Зачастую бессистемно. Но это не раз и не два создавало сумятицу и срывало операции. Согласитесь, сложно чем-то управлять, когда невдалеке от твоей палатки начинают падать пятидюймовые снаряды. Хочешь не хочешь – все рассыпалось и расползалось. И на какое-то время наступающие войска оказывались предоставлены сами себе. А потом… потом время уже было упущено. Не получив своевременно подкрепления или огневой поддержки, они откатывались, умывшись кровью.

Другим немаловажным фактором стало снабжение и маневр.

Обладая флотом, силы Империи имели возможность нормально снабжать все свои немногочисленные войска. Подвозить им продовольствие, боеприпасы, оружие, медикаменты, вывозить своевременно раненых и больных. Последнее было особенно важно, так как развязывало руки этим полкам, которые в противном случае были бы стреножены ранеными.

Плюс – операции в тылу.

Посадили одну-две роты пехоты на несколько бронированных катеров. И при поддержке одного-двух эсминцев высадили где-нибудь в двадцати километрах за линией соприкосновения. Бойцы, быстро крутя педали своих велосипедов, выдвинулись. Постреляли. Пошумели. И деру. Обратно к кораблям, которые своими орудиями обеспечивали спокойную эвакуацию…

И, хоть такие лихие наскоки создавали массу проблем, остановить наступающую армию Альянса они не могли. Та вышла к побережью Каспийского моря и пошла на запад медленным, но вполне себе паровым катком. Да, эти полки ее тормозили. Да, эти корабли ее терзали. Но она все равно неотвратимо продвигалась к Баку, где находился важнейший железнодорожный узел, связывающий Персию и Империю. Все складывалось непросто. Но в Главном штабе не спешили. Они опасались масштабного наступления османов в тыл Бакинской группировки. А много войск снять и перебросить в Среднюю Азию в руководстве Империи не решались. Мало ли это отвлекающий маневр? Может быть, противник именно этого от них и ждет? Ведь Альянс мог через вот такую провокацию именно этого и добиваться. Поэтому Главный штаб выигрывал время и готовился к большой и достаточно непростой оборонительной операции – битве за Бакинский логистический узел…

Тем временем Николай Александрович парился в баньке. Хорошо так. Душевно. С Афанасием – руководителем своего лейб-конвоя. Он и раньше составлял ему компанию. И попариться, и поболтать, и вроде как служба безопасности под боком.

Вышли.

Расположились с комфортом.

Выпили по кружке холодного, запотевшего свежего пива. Вредно. Да. Но им нравилось.

Начали жевать креветки.

– О! Чуть не забыл! – произнес Император и, пройдя к шкафчику с принадлежностями, достал с нижней полки плотную, туго набитую чем-то папку. – Вот, – произнес он и положил перед Афанасием.

– Это срочно?

– Смотри сам, – пожав плечами, произнес Николай Александрович с самым благодушным видом и вернулся на свое место.

Афанасий с некоторой неохотой развязал завязки и начал перебирать фотокарточки, которые лежали там подшитыми пачками. Мрачнея и бледнея, даже несмотря на недавнюю парилку. Наконец он поднял глаза.

– Твое здоровье! – воскликнул Император и опрокинул в себя небольшой флакончик, что держал в руках.

Афанасий внимательно посмотрел на эту склянку. Потом на пиво. И скривился в мрачной улыбке.

– Противоядие?

– Да.

– А мои люди?

– Спят.

– Жена? Дети?

Император промолчал, с каким-то холодным разочарованием смотря на Афанасия. Пауза затягивалась. Он, все поняв, поник головой и уставился в пол, не говоря ни слова.

– Почему? – наконец выдавил Николай Александрович.

– Что почему?

– Почему ты меня предал? И ладно я. Бывает. Но мои дети… ты ведь покрывал кровавые оргии Ярослава, зная о них с самого начала. Или будешь отрицать?

– Не буду. Знал. Покрывал.

– И зачем ты это делал? Почему ты меня предал?

– Я тебя не предавал.

– Не предавал?! – аж привстал от этой наглости Николай Александрович. – НЕ ПРЕДАВАЛ?!!

– Нет, – тихо и как-то обреченно произнес Афанасий.

– Тогда что это? Ты ведь фактически убил моего сына. Едва не убил второго. Да и по мне стреляли твои люди. Что это, если не предательство?

– А ты хоть что-то вокруг себя видел?

– А что я должен был увидеть?

– Ты сам убил своего сына. Ты!

– Я?!

– Да. Ты. Ты занимался чем угодно, кроме его воспитания. При первом случае бросал все и убегал заниматься делами. А твоя мать – нет. И ее окружение – нет.

– Ты мог бы мне сказать.

– Я говорил. Много раз говорил, что тебе нужно уделить больше внимания сыну.

– Не это!

– Это! Его могло спасти только это!

– Если бы ты сказал, куда его втягивают, я бы смог его вытащить.

– Когда я понял, было уже поздно. Слишком поздно. Он ведь поначалу тянулся к тебе. Как цветочек к солнышку. Хотел быть как ты. Во всем тебе подражал. Но ты каждый раз убегал от него. Пренебрегал. Ругал. Умом Ярослав не отличался, и тебя это сильно печалило… злило… как бы он ни старался – все было не то и не так. И он озлобился, окрысился, а потом и возненавидел. Все. И тебя, и твое дело. И Мария Федоровна ему в этом помогала. Это тебе всегда было плевать, какого происхождения человек, а ей нет. И ты бы знал, как ее бесила твоя возня с простолюдинами. До зубной боли. И она сумела передать свою боль Ярославу. Поверь. Когда я все понял, было уже поздно. И я просто не знал, что делать.

– А покрывал его зачем?

– Не покрывал – из передряг вытаскивал. У него ведь совсем туго с чайником было. Убили бы. Попался бы родственничкам, и растерзали его. Вот и прикрывал. А тебе не говорил… так ты бы не поверил. Он ведь при тебе вел себя очень прилично. И он, и мама его, и бабушка… все бы говорили, какой он ангелочек. Я просто ждал, когда он рискнет захватить власть, упившись своей игрой во всесильного и всемогущего. Я просто дал этой язве вызреть.

– Этой язвой был мой сын!!!

– Если бы твой сын пришел к власти, то он, без всякого сомнения, разрушил бы все, что ты столько лет создавал! Он уже подростком все это возненавидел люто. И тебя, и твои дела… улыбался… соблюдал приличия, а сам… ты бы знал, что он в узких кругах говорил. Какие они планы строили… Дворянская вольница Екатерины – детский лепет по сравнению с их мечтами!