Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ешь. Адель так вкусно не накормит.
Осторожно попробовав азу с лепешкой, она набрасывается на еду, уплетая все, что нам приготовили, и нахваливая повара. Так-то лучше, девочка. Хватит рыдать по «Олегу». Этот подонок не заслуживает твоих слез.
— Все ли тебе понравилось, дочка? — беспокоится дядя Наиль, надевая на нее плащ.
— О да, ваши блюда изумительны. Пальчики оближешь!
— Ты почаще приходи.
Я вынимаю из бумажника несколько крупных купюр, но дядя Наиль укоряюще косится на мою руку. Тогда протягиваю медсестричке ключи от машины.
— Иди. Я скоро приду.
В ее глазах вспыхивает паника. Привыкла, что я каждую секунду рядом, бедняжка.
— Хорошо, — выговаривает со смятением, прощается с дядей Наилем, не переставая любезно ему улыбаться, и уходит, цокая каблуками и привлекая внимание обедающих гостей. Одному из них, бритоголовому упырю, хочется даже рожу начистить. Смотрит на девочку слишком плотоядно.
Дядя Наиль провожает ее добродушной улыбкой, а потом ее как ветром сдувает.
— Не оставляй в моем заведении эти грязные деньги. Не марай кровью.
— Начинается. — Я закатываю глаза. Вот почему я редко наведываюсь сюда. Дядя Наиль всегда учит жизни.
— Каждый день упрекаю себя, что следовало сразу тебя из приюта забрать. Хотел как лучше — денег побольше заработать, чтобы ты ни в чем не нуждался. Но опоздал. Чеховской опередил. И кем ты стал? Вы с Ромкой совсем рассудок потеряли, стоило вашей сестрице за богатого бандюгана замуж выскочить. Остановись, Камиль. Погубишь себя. И девочку эту за собой утянешь.
— Ты возьмешь деньги? — Я изгибаю бровь, теряя терпение.
Он мотает головой и, разочарованно вздохнув, хлопает меня по плечу.
— Пусть у тебя все будет хорошо, сынок.
Короткими шажками дядя уходит из зала, а я все же бросаю купюры на стол. В прошлом году один непорядочный конкурент сжег его ресторан. Дяде пришлось отстраиваться с нуля, до сих пор по уши в долгах, но наотрез отказывается от моей помощи. Все, что могу, это отправлять сюда своих людей сытно пообедать и оставить хорошие чаевые.
— Ты еще здесь? — спрашиваю у медсестрички, садясь в машину.
— А ты проверял меня?
— Я бы не удивился, если бы ты уехала.
— То есть ты признаешь, что невыносим? — улыбается она.
— Кто бы говорил, — усмехаюсь, выводя машину на дорогу.
Она включает радио, выбирает дурацкую песенку-вой о любви, но у меня рука не поднимается переключить. Девочка наконец приободрилась, успокоилась. Не хочу доводить ее. Хотя не спорю, меня заводит, когда она злится.
Вернувшись домой, я не сразу соображаю, что произошло. Медсестричка бросается к кровати, пища от восторга и размахивая ладонями.
— Камиль, ты только посмотри, какая прелесть! Какие они милашки! Сколько их? Трое! Божечки, они лапуськи!
Просто охренительно! Моя Маркиза додумалась окотиться прямо в моей постели. Принесла мне тут тройняшек на новом одеяле.
— М-да… — мычу я, сунув пальцы в карманы джинсов.
— Правда же, они хорошенькие? — Медсестричка светится бесконечным счастьем, словно это ее дети. Аккуратно садится на угол кровати и, привычным жестом убрав волосы за уши, разглядывает сосущих мамку малявок. — Какая же умничка, Маркиза. Устала, девочка. Это ее первый окот? — спрашивает она уже у меня.
— А? Окот?
— Ну, роды?
— Откуда я знаю?
— Это же твоя кошка!
— Да я ее возле подъезда нашел в прошлом месяце. Орала дурниной под дождем.
Брови медсестрички ползут вверх, и она едва слышно произносит:
— Ты приютил бездомную кошку?
— Мне было скучно. И вообще я взял ее на время, пока хозяин не найдется.
— То есть ты написал объявление, но никто не откликнулся?
Вот зачем она спрашивает? Ничего я не писал! Маркиза как к моей груди прижалась, дрожа от холода и бессилия, так я и не смог отпустить ее.
— Да! — отрезаю жестко. Не хватает только, чтобы медсестричка сочла меня размазней. — Защитники фасадных красот сорвали все объявления. Давай-ка убери ее отсюда.
— Нельзя! — противится та, готовая грудью встать на защиту Маркизы и ее новорожденного потомства. — Она окотилась там, где ей комфортно.
— В смысле?
— Тебе надо смотаться в зоомагазин. Купи хороший корм для мамочки, а не ту дрянь, которой ты ее кормишь, и корзинку или домик. Желательно попросторней, чтобы туда вошло одеяло.
— Ты задумала что-то коварное, да?
Медсестричка заразительно смеется, заставив меня улыбнуться.
— Об одеяле забудь. Где бы оно ни лежало, Маркиза постоянно будет перетаскивать котят на него.
— Я безмерно этому рад, — бурчу, разворачиваясь к двери. — А котятам что-то надо? Я видел, что для них какой-то особый корм…
— Еще рано, Камиль. Они слишком маленькие. Еще долго молоко сосать будут.
Знал бы, какие изменения в мой комфорт внесет драная бездомная кошка, ни за что не стал бы подбирать ее. Еще и медсестричка. Раскомандовалась! Хорошо, что зоомагазин в соседнем квартале. Ехать никуда не надо, но чувствую себя каким-то задротом, когда мямлю, что мне нужно. От напряжения башка начинает трещать, особенно при выборе корма и домика. Твою мать, меня никто не предупреждал, что у них такой ассортимент!
И вот я, самый таинственный жилец дома, на глазах соседей несу домой огромный мягкий кошачий домик, мешок корма и пачку разрекламированных продавщицей одноразовых пеленок с антиаллергенным покрытием.
Но и на этом мой кошмар не заканчивается, потому что медсестричка требует помощи при пересаживании Маркизы и ее потомства в этот проклятый домик. Потом я отдраиваю ее чашки и заполняю их новым кормом и чистой водой.
— Еще нужен ветеринар, — вдруг добавляет медсестричка, когда я наконец облегченно выдыхаю. — Котят надо осмотреть и привить.
— Ты прикалываешься? — Развожу я руками.
— Это не сейчас, — смеется она. — Когда чуть подрастут. Ну и, — она обводит мою убогую кватирку взглядом, — не хочу тебя обижать, но…
— Понял. Завтра позвоню в клининговую компанию. Надеюсь, все?
— Все, — кивает она.
— Тогда нам пора собираться на ужин к Адель.
Улыбка сходит с ее лица. Будь ее воля — она никуда бы отсюда не выходила. Сидела бы на коленях перед домиком и охала, как ласково мурчат пушистые ангелочки, уткнувшись в мамку.
Пока я бреюсь и пялюсь в ненавистную рубашку и брюки, медсестричка превращается в настоящую львицу. Вечернее платье идеально сидит на ее стройной фигуре, мягкие волосы красиво лежат на тонких плечах, сверкающие украшения придают образу особенного лоска. И только в глазах клубится печаль.
Она смотрит на меня с безмолвной мольбой хоть что-то сказать в поддержку, а я теряю дар речи, разглядывая ее и понимая, что запускаю обратный отсчет для Адель и ее муженька. Эта девочка еще покажет себя. Покажет так, что они умоются слезами.
— Ты… — заговариваю я охрипшим голосом. — Ты