– Заходите, раз пришли. – Орион отходит в сторону, и его друзья входят в дом. Джулс сбрасывает плащ и подходит к стереосистеме. Мрачная электронная музыка заполняет гостиную.

Я медлю, пока Орион закрывает дверь, и чувствую, как по деревянным половицам идет вибрация от басов.

– Мне очень жаль.

– Спасибо. – Он окидывает взглядом комнату. – Но так иногда случается. Точнее, большую часть времени, – добавляет он, словно привык к разочарованиям. Но затем улыбается. – Так или иначе добро пожаловать.

После двух недель в широких комнатах с высокими потолками в «Сове» дом Ориона кажется очень комфортным. Я прохожу вперед. Узкая лестница ведет наверх от самой входной двери – идеально, если нужно зайти или выйти незамеченным. В гостиной мягкий свет, персидские ковры и потертая темно-красная кожаная мебель. Чистые белые стены, заставленные книжные полки и коллажи в рамках. Я подхожу поближе. На черно-белых фотографиях изображены Великая Китайская стена и бесконечный бамбуковый лес, закаты в пустыне, абстрактные мосты и монументы. На этой стене целый мир.

– Отец путешествует, – говорит Орион за моей спиной.

– Ты когда-нибудь с ним ездил?

– Не так далеко. – Он указывает на фото гигантской плоской горы. – Столовая гора в ЮАР.

– Ри, у нас все готово, – зовет Джулс из кухни. – Я не смогу долго сдерживать этих варваров.

– Лучше поторопиться, если твои друзья хоть немного похожи на членов моей семьи, – говорю я.

Меньше чем за пять минут Джулс и Реми успели красиво расставить тарелки во второй раз подогретой еды. Они хозяйничают на кухне, как у себя дома. Нарезанный ростбиф с густым сливовым соусом и картофелем по-деревенски с запеченными овощами пахнет почти так же хорошо, как выглядит.

Реми протягивает Ориону тарелку.

– Ты первый, а мы сточим, что останется.

– Как свиньи. – Гордон протягивает мне тарелку, затем берет вторую себе. – Оставим немного для Флоры? – Он вытягивает шею. – Где она, кстати?

– У Кэти, едят пиццу или что еще они там обычно делают, – отвечает Орион, накладывая в тарелку деликатесы, которые приготовил отец Реми. – Она ушла на время, пока, ну, вы знаете… но она должна вернуться домой вовремя.

Я ни капли не голодна, но все равно накладываю всего по чуть-чуть, прежде чем присоединиться к Ориону за круглым столом. Джулс вытягивает запасной стул из стенки. Она развернула его спинкой к столу и села, как на лошадь. Эта девчонка хоть когда-нибудь сидит нормально на стульях?

Реми и Гордон последние, они со стуком ставят на стол пять ледяных бутылок. Я читаю название на этикетке – сидр «Олдфилдс» – и вспоминаю, что Орион достаточно взрослый, чтобы покупать алкоголь. Я раньше не пробовала сидр. Первый глоток – взрыв хмельного, терпкого, яблочного удовольствия. Не слишком горький, не слишком сладкий. Сидр идеально сбалансирован, как любой нормальный десерт.

Джулс не нужно много времени, чтобы как следует познакомиться со своей бутылкой. Она сдерживает отрыжку, однако ее грудь напрягается.

– Тост, – говорит Орион, подняв бутылку. – За друзей, которые не слушают, когда ты говоришь им «держитесь отсюда подальше, черт бы побрал вас, недоумков».

За столом прокатываются смешки.

– За Джулс, которая в спешке забыла свою тетрадь с текстами песен, – говорит Реми. Каждый произносит свой тост после глотка. Гордон отмечает вкусную еду, приготовленную отцом Реми, а Джулс оценивает то, что Реми мирится с бьющим из нее капризным творческим фонтаном.

Все смотрят на меня, только что познакомившуюся с сидром новенькую со старыми ранами. Я стараюсь не выкладывать их на стол. Им не место с такими друзьями, которые бросили все дела ради одного из своих.

– За лучший способ провести время, чем «Нетфликс», – говорю я.

Четыре бутылки наклоняются к моей. Я снова пью, чувствуя тепло кислого яблока и пузырьки.

– Целое лето, – говорит Джулс, почти целиком проглотив свой ростбиф, – вдали от друзей из Майами. Ты, должно быть, сильно по ним скучаешь.

– Я… – Уверена, у меня не получается скрыть волну горечи, которая меня накрыла.

– Особенно по той девчонке? Блондинка, которая всегда была у тебя, когда мы приезжали, – замечает Гордон.

– Стефани, – говорю я.

– Точно. Она не смогла приехать сюда хотя бы ненадолго?

Она не смогла рассказать мне о кардинальной смене планов на жизнь? Быть честной?

– Нет, она в отдаленной деревне в Гане.

У всех ползут вверх брови, они откладывают вилки, но снова никто не выпытывает у меня деталей. Если захочу рассказать, то только потому что сама так решила. Добавьте сюда алкоголь и уют маленькой кухоньки, и я открываюсь. Я поворачиваюсь к Ориону.

– Не хочу портить твой вечер, но все же я не увижу подругу в ближайшие два года. – Я за десять секунд рассказываю им про «Ла Палому» и как я практически выросла на кухне пекарни.

– Стефани должна была быть рядом со мной, как в детстве. Она планировала учиться на медсестру и работать у нас по несколько часов в день. Мы собирались снять вместе квартиру в следующем году.

Но этот план остыл и превратился в совершенно иной рецепт. Я рассказываю про работу медицинским волонтером.

– Ничего себе, – говорит Орион. – И она совсем ничего не сказала про Африку?

– Я понятия не имела. Вся ее семья приходила в нашу пекарню два раза в неделю, и ничего. Пока однажды я не пришла к ней и не увидела огромный чемодан с вещами и паспорт Стефани на ее столе. Она сказала, что я бы попыталась ее отговорить от поездки. Но я бы поддержала ее и дала свое благословение. – Последние слова даются мне с трудом. Они липнут, как мед, к стенке горла.

– И как ты себя чувствуешь после этого? – спрашивает Джулс.

– Разбитой. – Самое подходящее слово.

Время ползет. Я практически слышу тик-тик-тик настенных часов над головой. Решено. Мне нельзя принимать участие в операциях по отвлечению. Я Лайла Рейес, вынужденный покинуть свой дом пекарь из Майами и прирожденная убийца хорошего настроения. Разве мы пришли не для того, чтобы подбодрить Ориона? Я внутренне тяжело вздыхаю на саму себя и встаю.

– Флан?

Джулс одаривает меня веселой улыбкой, а мальчики выпрямляются на стульях с горящими глазами.

Флан – единственное слово, которое мне нужно.

Мой обреченный флан стоит на верхней полке в холодильнике Ориона. Я снимаю крышку с блюда и представляю всем круглый желтовато-кремовый пудинг с карамельной глазурью. От него пахнет калориями и грехом.

Орион пробует первый кусочек и мечтательно, практически с обожанием смотрит на него. Полагаю, этот взгляд изначально предназначался Шарлотте, но теперь он потрачен на кубинскую выпечку. А теперь на меня: зимне-голубые глаза и приоткрытые губы.