Джек фыркнул:

– Ты смеешься? Мне слишком нравится! Но, во-первых, ты можешь простудиться, а во-вторых, я на тебя отвлекаюсь. – Он наклонился и укрыл Эшли одеялом до подбородка, посматривая на нее все с той же притворной, насмешливой строгостью. – У мужчины, когда он раздевается перед новой женщиной в первый раз, не должны дрожать пальцы.

Голос был приглушен темным свитером, который Джек стягивал через голову, но Эшли показалось, что в нем звучит изумление. Словно раньше в таких обстоятельствах пальцы Джека никогда даже не думали дрожать.

Она наблюдала, как он снимает одежду, открывая ее завороженному взгляду безупречное мускулистое тело. Шелковая рубашка была рассеянно брошена на пол поверх джинсов, за ней последовали трусы – и Джек остался перед Эшли во всем нагом великолепии.

– Ты не отвернулась, – констатировал он, направляясь к постели. – Значит, не испытываешь стыда?

Эшли испугалась, что Джек сочтет ее безнравственной, но она и вправду не чувствовала ни тени смущения. Несмотря на ее неопытность, смотреть на обнаженного мужчину было так же естественно, как дышать. Ее куда больше волновало ощущение, что она стоит на грани удивительного открытия. И сделать его ей поможет человек, которым она восхищалась. Эшли еще раз повторила про себя слово «восхищение» и сочла его слишком слабым для описания ее чувств к Джеку. Слово «любовь» подходило гораздо лучше.

– Нет, – все-таки призналась она, так и не отведя взгляд от его выставленной напоказ эрекции.

– А страха?

– Нет. Мне совершенно точно не страшно.

Засмеявшись, Джек присоединился к Эшли на кровати, под одеялом, так что их тела оказались плотно прижаты друг к другу посреди теплого пухового облака.

– Ты не перестаешь удивлять меня, – промурлыкал он. – Прожженного скептика, считавшего, что больше ни одна женщина не застанет меня врасплох. Я беспокоюсь, что к тебе внезапно вернется здравый смысл и ты спросишь себя, какого черта делаешь со мной в постели. – Он вытаскивал из ее волос заколки, одну за одной, и нежно гладил пряди, рассыпавшиеся по подушкам. – Такое может произойти, Эшли?

Взглянув ему в лицо, она обвела кончиками пальцев его подбородок, почувствовала легкое покалывание щетины.

– Нет, Джек. – Она передвинула пальчик на нижнюю губу мужчины, только сейчас понемногу осознавая силу своей любви к нему. – Ты не дождешься от меня сомнений. Я… ни в чем никогда не была так уверена.

– Ох, Эшли, – промурлыкал Джек. – Разве некому было научить тебя, что женщина никогда не говорит прямо, что думает или чувствует? Притворство – непременный атрибут женственности.

Эшли была уверена, что верно расслышала в его словах горькое сожаление. Но о чем Джеку было сожалеть в этот момент, в этой ситуации?

Сомнения мурашками пробежали по ее коже, и, должно быть, Джек заметил, что девушка нахмурилась. Он легко коснулся губами ее губ:

– Прости мне мой цинизм. Сможешь?

Эшли достаточно было взглянуть на него, чтобы ее сердце вновь переполнилось доверием и любовью.

– Конечно, – прошептала она. – Мне кажется, я смогу простить тебе все, Джек.

На мгновение его черты исказила мучительная гримаса боли. Но прежде чем Эшли успела заволноваться, что сказала лишнее, он уже снова смотрел на нее с вожделением. Неожиданный страстный поцелуй снял все ее вопросы, оставив лишь сладкое томление. Оно нарастало по мере того, как опытные пальцы Джека гладили и ласкали тело Эшли, заставляя ее выгибаться навстречу его прикосновениям.

– Нижнее белье все еще на тебе, – заметил он.

– Д-да.

– Тебе не кажется, что пора это исправить? – Одной рукой он расстегнул на Эшли бюстгальтер, потом спустил трусики с ее дрожащих ног. – А знаешь ли ты… – выдохнул он, едва касаясь губами ложбинки между ключиц, – что твоя кожа напоминает чистейший шелк?

– Да?..

Уже через несколько секунд его поцелуи заставили Эшли позабыть здравый смысл и лишние вопросы. Она думала лишь о том, как бы не сойти с ума от удовольствия, которое доставляли ей умелые, бережные прикосновения Джека. Казалось, он собрался неторопливо и основательно ласкать ее до второго пришествия – или пока она не растает в его объятиях. Но внезапно Джек отстранился, посмотрел сверху вниз на порозовевшее лицо Эшли, пригладил ее растрепавшиеся волосы.

– Ненавижу ломать настроение, но есть кое-что, что я обязательно должен сделать.

Глядя, как он достает из тумбочки квадратик фольги, Эшли поняла, что другого времени предупредить его у нее не будет.

– Джек…

Он быстро повернул голову, сузил глаза:

– Ради всего святого! Если ты передумала, лучше скажи об этом прямо сейчас и беги!

– Я не передумала. Я просто хотела сказать, что я… я еще…

– Ты еще – что? – Он снова притянул ее к себе. – Девственница, вероятно?

– Ты знаешь? – Эшли сглотнула.

– Конечно знаю.

Значило ли это, что ее неопытность мешала Джеку получать удовольствие? Неужели она делала все неправильно?

– Но откуда?

– Ох, милая моя. Невинность и вожделение, смешанные в неповторимой пропорции, можно прочитать в каждом твоем жесте. Но если ты вдруг сочтешь девственность слишком драгоценной, чтобы подарить ее черствому цинику вроде меня, не бойся признаться. Хочешь уйти – уходи. Может, так будет лучше для нас обоих. Только бога ради, решай быстрее!

Эшли видела, каких усилий Джеку стоило произнести эти слова, чувствовала напряжение, сковавшее его мышцы. Как он мог подумать, что она просто встанет и уйдет? Она, мечтавшая о нем так долго!

– Конечно, я останусь. Здесь. С тобой.

Он попытался сдержать резкий вздох облегчения, но все-таки не сдержал.

– Ты так красива. – Дыхание колыхнуло ее волосы, в которые Джек зарылся лицом. – Знаешь ли ты сама, как ты красива? По-настоящему, без обмана. Снаружи и изнутри.

Странно, но комплимент задел Эшли, скользнул в сознание тенью разочарования или обиды. Называя ее красивой, он говорил неправду. Возможно ли, чтобы все сказанное Джеком раньше тоже было не вполне искренне? Но время выяснять отношения прошло, потому что напряжение совсем другого рода овладело его телом и понемногу передавалось ей.

Пламя желания охватывало Эшли все сильнее с каждым поцелуем. Ее неумолимо затягивало все глубже, все ближе к раскаленному центру нового, неизведанного мира эротических наслаждений. Мира Джека, в котором все ее мысли и чувства перепутались, а все инстинкты стремились к утолению голода, непонятного ей самой до конца.

Когда Джек вошел в Эшли, она была готова принять его и почти не почувствовала боли. Более того, первобытная, животная часть ее существа с радостью восприняла от него эту боль как расплату за острое, изысканное наслаждение, заставлявшее Эшли снова и снова выкрикивать его имя. И ей было особенно сладко оттого, что именно Джек превратил ее из девочки в женщину.