сказанному? Прости, что мы так поздно встретились?

– Тайное всегда становится явным, как бы избито это не прозвучало. И, пожалуйста, не говори больше, что ничего не изменится. Потому как все уже изменилось необратимо.

В висках пульсирует – я не могу ее потерять! Не могу, не так… Не сегодня.

– Амаль, я люблю тебя. Я ни одной женщине этого не говорил. Никогда.

– Я… Кхм… Польщена. – Это больно. Мы оба теряем голос. – Но раз так, не предлагай мне, пожалуйста, то, на что я не смогу согласиться. Знаю, в твоем мире это нормально. Но не в моем. Я… – Амалия отворачивается, – просто не смогу делить тебя с кем-то.

Ровно то же мне сказала Динара.

– Амаль…

– Ты надел презерватив!

– Это какая-то трагедия?

– С этой… девочкой ты планируешь иметь детей?

Блядь! Ну, конечно же, я планирую.

– Мы тоже можем попробовать.

Отчаяние толкает меня на то, что в реальности невозможно! А вот Амалия и в этой ситуации проявляет благоразумие:

– Серьезно? Думаешь, что я в это по доброй воле втяну ребенка? Нет. Пожалуйста, Муса… Я тебя умоляю. Давай не будем продолжать эту мучительную агонию. Я все сказала. Добавить нечего. Совет вам да любовь.

И да, конечно, Амаль права! Но меня будто демоны подзуживают, не давая с ней согласиться.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Я не буду твоей любовницей. Ты можешь отказаться от свадьбы?

Отвожу глаза, в которых вспыхивает раздражение. Как можно не понимать, что если бы мог, я бы уже это сделал?

– Нет. Но я не откажусь от тебя.

– Ты уже отказался, Муса. Давай на этом и закончим. Если ты меня действительно хоть секунду любил, признай, что это меньшее, что ты мне сейчас должен. Просто уйди.

И я, психанув, делаю так, как просят. Хоть и виноват, мне не нравится, что приходится унижаться и ей навязываться. Я и так предложил Амалии гораздо больше, чем мог на самом деле. То, чего вообще не хотел по большому счету – ребенка с ней. У меня на нее были другие планы!

С остервенением прохожусь ладонями по лицу. Сажусь в машину. Через какую-то четверть часа начнется новый рабочий день. Надо собраться, отбросить все посторонние мысли в сторону, ведь сейчас действительно не до этого. С большим трудом убеждаю себя, что все происходит к лучшему. А в обед даже присоединяюсь к Динаре, которой предстоит выбрать свадебное меню.

Приглядываюсь к ней. Ну, вот какого хрена? У этой девочки есть все то, что я бы искал в жене. Мне повезло. Я буду полным дураком, если проебу свое счастье на старте. Даже не попытавшись дать нам обоим шанс.

– Что такое? Я выпачкалась? – беспокоится Динара под моим внимательным взглядом.

В уголке ее губ и впрямь остался брусничный соус, поданный к паштету. Протягиваю руку, стирая его пальцем. А потом наклоняюсь под ее будто загипнотизированным взглядом и прохожусь там языком.

– Чуть-чуть.

Она совсем не Амалия, да, но если запретить себе сравнивать… Если позволить в себя впустить ее реакцию – тихий испуганный вдох, смущенный взгляд из-под ресниц, весь этот трепет… можно даже кайфануть.

– Т-так мы добавим в меню паштет?

– Обязательно.

– Хорошо, что мы, наконец, определились. Организаторы в панике – свадьба на носу, а у нас конь не валялся.

– Ты, если еще какие-то вопросы подвисли, не стесняйся меня подключать.

В ее ранимых глазищах мелькает: «Правда?!». Но женская гордость не позволяет это озвучить. Динара царственно кивает и, легко улыбнувшись, подтягивает к себе тарелку, на этот раз с образцом горячего.

– Здесь пюре из молодого горошка и гребешок… – поясняет она. – Ты любишь морепродукты?

Присутствие Динары, как это ни странно, учитывая то, что именно из-за нее мы расстались с Амалией, здорово облегчает мне ломку. Нет, херово мне все равно, но, по крайней мере, этот процесс контролируем. Так мне кажется. До тех пор, пока я не узнаю, что Амалия очень быстро нашла мне замену… И тогда ревность просто в один момент рушит все стены, что я между нами возвел. Сводит на нет все мои аргументы… Я снова несусь к Амалии в полной уверенности, что после сяду… Потому что точно кого-нибудь придушу. Ее… Или премьерского отпрыска, с которым она закрутила. Ловлю ее у лифта. Немного трясет.

– Ты ко мне?

– Нажралась… Только посмотри на себя, – рычу, окинув ее, действительно выпившую, брезгливым взглядом.

– А ты что, подрабатываешь в полиции нравов?

Просачивается в коридор, но дверь не закрывает. Почему? Тоже скучала?

– Тише будь. Я тебя не отпускал.

– А я тебя отпустила. Так почему ты опять здесь?

Амалия касается лбом дверного полотна, будто ей плохо. Меня ее боль успокаивает. Кажется, я прощу ей все… Потому что она тоже страдает. И пацан этот… Явно же мне назло. Наклоняюсь. Веду носом вдоль скулы. А она так непривычно пахнет. Нет… Хрена с два. Не прощу!

– Воняешь, как бордельная девка.

– Еще один довод в копилку твоей невесты. Вопрос – какого черта ты не с ней?

Разворачиваю Амалию волчком, крепко сжав ее тонкое запястье.

– Мне больно, – цедит она.

– Мне тоже! Мне тоже. Ты с кем была, девочка?

Что вообще она знает о боли?!

– Я же не спрашиваю.

– А я спросил.

Убью же! Убью. И кто мне помешает? А она, нет бы, дурочка, все замять, хотя бы попытаться меня успокоить, лишь подливает масло в огонь:

– Тебя. Это. Не касается.

– Думаешь? – оскаливаюсь.

– Уверена. Уходи, Муса. Я не приглашу в гости.

– А его?

– Может быть.

– Шлюха. С одного члена на другой скачешь…

Ревность топит. Отнимает дыхание. Выжигает нутро. Заставляет причинять боль и ей.

– Тем более – зачем тебе такая?

Дергаюсь. Впиваюсь взглядом в ее лицо. И понимаю, что все. Не отболело, но умерло. Потому как… Действительно, зачем погружать нас обоих в ад?

– Каким же краем ты ходишь… Я же…

– Ну что? Убьешь? За то, что сам наломал дров? Валяй.

– Смелая? – Достаю пачку из заднего кармана, подкуриваю. – Думаешь, со мной можно так, да?

– А тебе? Тебе можно, Муса? Так в себя поверил, что решил, будто усидишь на двух стульях?

Нет – понимаю вдруг. Ее не трону.

– И не жалко тебе