Надо сказать, было от чего. На небольшом выступе в паре метров от любопытного кота расположилось весьма необычное для местных островов существо: крупная тварь типа летучей мыши с роскошными перепончатыми крыльями, блестящей черной шерстью и головой, украшенной огромными ушами-локаторами. «Мышь» лежала пластом, расправив крылья, и отблески местного солнца играли на антрацитово-черной поверхности. Дохлая? Или у нее на крыльях солнечные батареи? Не, бред. И вычислитель молчит, что характерно. И что делать?..

Пока я задавался этим извечным вопросом, Петрович решил проявить инициативу. Синтезатор вдруг уверенно выдал: «Стррранное!!!», и кот сиганул с вершины, в полете раскорячив лапы с выпущенными когтями. Меня чуть не замутило — на дисплее земля вдруг стремительно понеслась навстречу, — но мой напарник знал, что делает: приземлился он весьма удачно, практически на хребет твари. По крайней мере, мне так показалось. Но «летучая мышь» имела на этот счет собственное мнение, умудрилась неведомо как почуять нападение и сместилась в сторону. Впрочем, сгруппироваться для полета она не успела, и кот вместо спины вцепился зубами в кончик правого крыла, попутно когтями располосовав перепонку в крайнем сегменте. Существо гортанно каркнуло и, оступившись, рухнуло со скалы, увлекая за собой горе-охотника.

— Пипец котеночку, — потрясенно пробормотал я, борясь с дурнотой: не успел свернуть окошко ППМ и теперь сполна наслаждался ощущением свободного падения.

Однако, в отличие от меня, Петрович так не считал: пока тварюга пыталась расправить крылья, чтобы выйти из пике и уйти в планирование, он подобрал под себя задние лапы и от души полоснул когтями по тушке — длины его тела как раз хватило, чтобы дотянуться. «Летучую мышь» тут же закрутило в воздухе, образовался комок из двух сцепившихся тел, и этот комок дважды приложило о скалу, прежде чем он рухнул на пологий склон, начинавшийся где-то на трети стены, и скатился к подножию. На втором ударе Петрович на краткое мгновение отрубился, но зубы и когти не разжал, всего лишь вернул шерсти естественный цвет, так что внизу оказался черно-рыжий мячик, сразу же распавшийся на потрясенную тварь и утробно воющего кота, висящего на крыле. Чертов мутант, я чуть не наделал в штаны, а Петровичу хоть бы хны…

Между тем тварь тоже оклемалась, выпростала откуда-то из складок на брюхе две мощных ноги типа страусовых и вприпрыжку понеслась к кустам, помогая себе свободным левым крылом и волоча правое вместе с офигевшим Петровичем. «Мышь» оказалась весьма крупной, повисший на ней кот смотрелся бультерьером на бегемоте и совладать с ней самостоятельно не мог. Отпустить же не желал — когда еще такой богатый трофей попадется?

Твою мать! Уволочет же напарника, где его потом искать буду?! Конец моим колебаниям положил взмах правого крыла: Петрович описал в воздухе дугу и шмякнулся оземь. Я вздохнул было с облегчением, но проклятый кот и не подумал разжать зубы, видимо предпочитая смерть бесславному поражению. Тварь спорить не стала и просто повторила свой трюк. В этот раз в груди у Петровича отчетливо екнуло — я через микрофон ППМ все слышал.

— Блин! — взвыл я, вспомнив, что в ружье картечь, но от своего намерения не отказался: вскинув «ле февр» к плечу, поймал тварь в прицел и нажал на спусковой крючок.

Верхний ствол выплюнул десяток картечин, и именно в этот миг тварь дернулась. Впоследствии, вспоминая этот эпизод, я мог поклясться, что она почувствовала выстрел на мгновение раньше, чем я шевельнул пальцем. Впрочем, этого оказалось недостаточно: картечная осыпь, миновав тело, ударила аккурат в середину крыла, напрочь перебив кость и порвав перепонку. Петровича спасло чудо — ничем иным объяснить отсутствие попаданий я не мог. Через долю секунды они уже летели в разные стороны: покалеченная тварь с громким клекотом рванула к кустам, а кот с отстреленным куском крыла кубарем покатился в мою сторону.

Я выпалил вдогонку, но мистическим образом промазал, и «летучая мышь» скрылась в зарослях, пятная землю странной бурой жижей, хлещущей из оторванной конечности. Я в очередной раз удивился: у местных псевдомлекопитающих кровь вполне себе красная, без экзотики, да и у птиц тоже. Не прекращая контролировать кусты, перезарядил ружье — опять картечью, дробь в данной конкретной ситуации вообще не в тему — и мимолетом пожалел, что не взял с собой штуцер. Тогда бы тварь досталась биологам целиком, хотя и во фрагментарном виде. Ну да им не впервой, собрали бы.

Впрочем, и сейчас есть чем ученых порадовать: в паре шагов от меня вполне себе оклемавшийся Петрович с характерным воем трепал обрывок крыла. В такой ярости я его еще никогда не видел, даже по весне в разборках с конкурентами он вел себя этак брезгливо-снисходительно, прекрасно осознавая свое превосходство. А сейчас мой напарник прямо-таки сочился ядом: уши прижаты к голове, холка вздыблена, хвост метет пыль.

— Петрович, хорош! — Я осторожно шагнул к питомцу, пытаясь одновременно послать успокаивающий импульс: урчащий кот на коленях у хозяина, ласковая рука почесывает за ушами. — Отдай мне эту гадость.

— Урррмммм!!! — злобно взвыл Петрович и ощерился.

— А сапогом по жопе?! — возмутился я, сопроводив слова красноречивой картинкой.

Кот не впечатлился. Ну и хрен с тобой, надоест — сам отдашь. Я демонстративно повернулся к напарнику спиной и принялся разглядывать следы беглой твари. Надо сказать, следы весьма примечательные: отпечатки трехпалых лап с мощными когтями тянулись отчетливой цепочкой, рядом неровная полоса из бурых клякс. Ладно, пока Петрович не в духе, будем довольствоваться малым. Я извлек из кармана специальный пакетик для сбора образцов, подцепил ножом одну из клякс вместе с изрядным шматом чернозема и упрятал благоприобретенное «сокровище» в набедренный карман. Все-таки очень странная тварь. Я даже больше скажу — таких не бывает. Летающему существу совершенно ни к чему столь чудовищные ноги, приспособленные к быстрому бегу. К тому же, судя по строению пальцев, конечность была еще и хватательной, что вообще не укладывалось ни в какие рамки. Хотя летучие мыши, они же вниз головой спят, вцепившись когтями в свод пещеры. Да ну, бред! Сбежавшая тварюга явно слишком тяжелая для этого дела, тут никакие когти не выдержат.

Петрович вдруг взвыл особенно гнусно, и тут во рту у меня стало так гадостно, что я едва успел сорвать с головы шлем и согнулся в три погибели, выблевав завтрак. Выпрямился, тяжело дыша, и почуял хорошо знакомую вонь, как будто кто-то разбил протухшее яйцо прямо на горячую сковородку. Твою мать, когда же я нормально фильтры в коннекторе настрою?!

Кое-как нахлобучив шлем с откинутым забралом — вонь вонью, а совсем уж осторожность терять не след, и так уже накосячил, — я перевел взгляд на виновника переполоха. Нахохлившийся Петрович сидел рядом с окровавленным шматом, совсем недавно бывшим куском крыла, и обиженно порыкивал, ежесекундно отфыркиваясь и теребя нос лапой.

— Ну вот, а ты, скотина неблагодарная, отдавать не хотел, — пожурил я питомца, выискивая в рюкзаке пакетик пообъемнее и не забывая отплевываться. — Что-то подозрительно быстро протухло… Ничего не напоминает?

Вместо ответа Петрович попятился прочь от трофея, всем своим видом излучая брезгливость. Впрочем, было от чего: крыло, в особенности перепонка, вздулось тошнотными пузырями, как от ожогов, и, когда какой-то из них лопался, в воздухе расходилась очередная волна зловония. За считаные секунды разложились почти все покровные ткани и обнажились черные от запекшейся крови кости и белесые (!) жгуты мышц. На этом процесс замедлился, хотя вонь никуда не делась. Пришлось, прежде чем запихать добычу в мешок и удалить из него специальным девайсом воздух, загерметизировать шлем и включить фильтрацию. В вакуумной упаковке крыло благоухать перестало, но все равно хватало витавшего в воздухе духа.