окружения – например, если они были единственными девочками в семье, или, оставшись без матерей, воспитывались отцами, или оказывались в иных сходных обстоятельствах и в итоге более комфортно ощущали себя в мужской среде. Среди них была, например, Александра Павловна Алексеева. Алексеева умела приручать диких животных, прекрасно стрелять, лазать и заниматься другими видами активного отдыха. Она носила мужскую одежду и имела ряд мужских черт. Еще во время Русско-японской войны она пыталась вступить в армию, но тогда ей это не удалось. Первая мировая застала ее в Ростове, и на этот раз она записалась добровольцем в местный полк под именем Александр Алексеев.

Представляется, что для Алексеевой переход к военной жизни оказался не очень тяжелым. Она получила назначение в разведывательную команду и вскоре проявила большие способности к подобной деятельности. Ее храбрость и умения быстро стали известны. Корреспондент газеты «Время» услышал рассказ о храбром разведчике по фамилии Алексеев, считавшемся одним из лучших в армии. «Алексеев» был ранен в бою с турками, и журналист отправился в полевой госпиталь, где тот лечился. По прибытии репортер с удивлением обнаружил, что «Алексеев» в действительности женщина. Впрочем, ее легко было принять за мужчину, с коротко стриженными волосами и обветренным, покрытым оспинами лицом. Ее поведение также было чисто мужским, и о себе она говорила в мужском роде. На вопрос, было ли ей страшно, Алексеева ответила: «Чего страшно… Боялся в плен попасть. Что бы со мной сделали турки!..» Это упоминание о возможном попадании в плен – одно из немногих, содержащихся в публикациях о женщинах-солдатах; впрочем, вопрос о том, будут ли с женщинами-военнопленными обращаться соответственно их полу, поднимался редко и едва ли вызывал серьезную озабоченность. На вопрос корреспондента, собирается ли Алексеева после выздоровления вернуться на фронт, она ответила: «А куда же мне? Я уже привык» [Мур 1915: 8–9].

Некоторым женщинам оказалось трудно постоянно притворяться мужчинами, и в результате некоторых из них разоблачали раньше, чем они успевали получить ранение. Показательна история молодого солдата по имени Василий: «Василий» выполнял все необходимые солдатские обязанности и за храбрость, проявленную в нескольких рискованных разведывательных предприятиях, удостоился Георгиевского креста и нескольких медалей. После одной особенно опасной вылазки он лег спать в окопе, но вдруг вскочил и закричал: «Ой, мама, мама, крыса!» Его сослуживцы разразились смехом: «Вот так герой! Георгиевский кавалер, а крысы испугался!» С «Василием» случилась истерика, и его отнесли в лазарет, где и обнаружилось, что в действительности «он» – восемнадцатилетняя девушка, вступившая в армию по документам жениха. Когда она пришла в себя, ее отправили в ближайший пункт Красного Креста, где она стала санитаркой [Женщины и война 1914: 94]. Анна Хрисанфова, двадцатиоднолетняя крестьянка, сбежала из казанского монастыря, где состояла послушницей, и присоединилась к воинскому эшелону, следовавшему на фронт. Несмотря на короткую стрижку, солдатскую форму и военную выправку, Хрисанфову разоблачили и отправили в родное село Нодиново [Женщины-добровольцы 1914: 10].

Даже после разоблачения женщины пытались остаться в рядах вооруженных сил. Но даже несмотря на усердные попытки, многие из них получали отказ со стороны военного начальства. Впрочем, этот отказ отнюдь не означал, что женщины лишались возможности служить в армии. Иногда им было достаточно просто обратиться с той же просьбой к какому-нибудь другому командиру или незаметно влиться в ряды другого подразделения. Осенью 1914 года Александра Данилова, жена резервиста из Баку, коротко подстриглась, переоделась в солдатскую форму и подала прошение градоначальнику, требуя зачислить ее в местный полк. Прошение было отклонено, однако неудача не остановила Данилову. Впоследствии ее обнаружили в Галиции, в другом подразделении; она участвовала в нескольких боях и была ранена [Jus Suffragii, November 1914: 190; Jus Suffragii, May 1, 1915:290].

После разоблачения многих женщин-солдат отправляли домой или убеждали переходить на более подходящую для них службу – например, становиться сестрами милосердия. В апреле 1915 года в одном из пехотных полков на Западном фронте обнаружили трех девушек, выдававших себя за солдат. Их разоружили и отправили по домам. Одна из них была Александра Родионова, шестнадцатилетняя дочь золотодобытчика из Томска. Другая – семнадцатилетняя Александра Быкова, дочь канцелярского служащего из Костромы. Третья – Александра Латкова из петроградской мещанской семьи. Переодевшись в мужскую одежду, они вступили в полк, следовавший на фронт через Варшаву. До разоблачения девушки прошли полную боевую подготовку и участвовали в нескольких сражениях [Женское дело 1915 № 9: 9]. Рядовой Иван Ломов, пулеметчик Сибирского полка, на деле оказался Екатериной Ломовой. Другой пулеметчик, рядовой Иван Губин из Тифлисского гренадерского полка, также оказался молодой женщиной Натальей Губиной [Женщины и война 1916: 21]. В Одессе в резервном полку начальство обнаружило шестнадцатилетнюю Веру Беседину, дочь чиновника, переодетую в военную форму ее брата. Она сбежала из дома и записалась в полк с намерением вступить в действующую армию. По пути на фронт она подвернула ногу, и во время оказания медицинской помощи обнаружился ее настоящий пол. Ее отправили в Одесское отделение Общества защиты женщин, под покровительством которого она находилась до возвращения домой [Женщины и война 1916: 21].

Впрочем, не все женщины, выдававшие себя за мужчин, покидали боевые позиции после того, как становился известен их пол. Нередко им разрешалось остаться в строю, поскольку они успевали проявить себя достойными и умелыми воинами. Были и те, кому удавалось остаться неразоблаченными вплоть до гибели в бою – например, Елена Константиновна Шуцкая, служившая под именем Леонид Шуцкий [Jus Suffragi, February 1, 1917: 74]. Кроме того, некоторые женщины изначально поступали служить в армию, не скрывая свой пол[17].

Русские женщины, становившиеся солдатами, нередко происходили из казачьих семей, особенно донских, запорожских и кубанских. Казачьи воинские традиции оказывали влияние как на мужчин, так и на женщин. Среди казаков высоко ценились сила, храбрость, искусство верховой езды, боевые навыки. Кроме того, у казаков женщины часто пользовались большей свободой действий и чаще участвовали в общественной жизни, нежели прочие русские женщины. Мужчины-казаки часто уходили в военные походы, и поэтому женщинам издавна приходилось принимать решения и действовать независимо от мужей во многих вопросах общественной жизни, от обеспечения безопасности до сельского хозяйства, местного самоуправления и распоряжения собственностью [O’Rourke 1996:46–50]. В результате женщины-казачки часто обладали навыками и умениями, необходимыми для солдат. По этой же причине многие русские женщины-солдаты служили в казачьих войсках, которые более охотно, чем любые другие, принимали в свои ряды женщин-добровольцев по причине особого положения женщин в казачьем обществе.

Примеры женщин-солдат, вышедших из среды казачества, весьма многочисленны; среди них Елена Чоба, кубанская казачка, начавшая военную службу в качестве медицинской сестры.