выход из войны до заключения всеобщего мира может облегчить центральным державам победу на западе и подвергнуть Россию опасности вторжения кайзеровских армий. Кроме того, они полагали, что в случае выхода России из войны окажется под угрозой внутренняя стабильность, так как при отсутствии внешнего конфликта армия превратится, по определению историка Ричарда Абрахама, в «безрассудную толпу, ни на что не годную, беспокойную, легко возбудимую и поэтому склонную к всевозможным эксцессам» [Abraham 1987: 192–193], что повлечет за собой анархию.

Петроградский совет признал, «что крушение армии, – ослабление ее устойчивости, крепости и способности к активным операциям было бы величайшим ударом для дела свободы и для жизненных интересов страны» [Всероссийское совещание Советов 1927:292]. Члены Совета не желали, чтобы Россия осталась беззащитной к нападению извне, и считали необходимым удерживать оборону по крайней мере до тех пор, пока Германия не прекратит наступательные действия или там не произойдет революция. Совет не разделял первоначальных военных целей России, включавших в себя территориальные и денежные компенсации в пользу победившей России, и вместо этого настаивал на политике отказа от аннексий и контрибуций, рассчитывая на скорейшее завершение боевых действий. Впрочем, Совет соглашался с Временным правительством, что лучшим способом завершить войну будет нанесение последнего, решающего удара, который разгромит противника и позволит России выйти из конфликта победительницей.

Однако представляется спорным, была ли русская армия в состоянии предпринять новое наступление. Структура вооруженных сил была серьезно расшатана, и ее распад начался задолго до 1917 года. Между солдатами и офицерами установились крайне напряженные отношения – эта проблема, давно существовавшая в русской армии, выдвинулась на первый план во время Русско-японской войны и революции 1905–1907 годов и свидетельствовала, что возможность мятежа в армии вполне реальна [Bushnell 1985]. Недовольство солдат во многом было следствием патриархального устройства армии, проводившего резкие разграничения между офицерами и солдатами. В соответствии с этой иерархией офицеры обращались с солдатами как с детьми; последним запрещалось курить в общественных местах, ездить на трамваях, посещать театры, гулять в парках и есть в ресторанах. Патерналистская роль офицеров отражалась также в том, что они обращались к солдатам, используя фамильярное местоимение «ты», а не уважительное «вы», и тем самым еще больше усиливали подчиненное и несамостоятельное положение низших чинов [Wildman 1980: 35].

Во время Первой мировой войны русская армия по-прежнему страдала от напряженных отношений между офицерами и солдатами, и эта проблема сопровождалась другими серьезными трудностями. Среди рядового состава все больше давали о себе знать усталость от войны и падение боевого духа. Многие призванные в армию крестьяне с самого начала конфликта не понимали, зачем им это. Не разделяли они и патриотические настроения, первоначально выказанные высшими слоями российского общества. Большинство уходило в армию с довольно скептическим отношением к происходящему. Хотя летняя мобилизация 1914 года почти не встретила противодействия, большинство исследователей сходятся во мнении, что это произошло скорее в силу крестьянской покорности, нежели патриотической идеи о защите Родины как о гражданском долге[22]. Даже первоначальный энтузиазм высших классов пошел на убыль к концу 1915 года, после деморализующих поражений, которые потерпела армия, когда стало ясно, что война не будет быстрой и победоносной.

Отступления 1915 года и тяжелые потери во время Брусиловского прорыва летом 1916 года принесли армии еще больше трудностей. Особенно серьезной проблемой стало дезертирство. За один первый год войны из армии сбежало примерно 500 тысяч человек [Sanborn 1998: 87]. Неподчинение командованию не единожды имело место в русской армии еще до Февральской революции. Историк Аллан Уайлдмен указывает: «Целые роты – как, например, в 55-м Сибирском стрелковом полку в декабре 1916 года – просто отказывались идти в бой и бежали в тыл» [Wildman 1980: 100–101].

Несмотря на эти проблемы (которые, впрочем, отчасти наблюдались и в армиях других воюющих государств), русская армия не утратила сплоченности даже во время политических потрясений начала 1917 года. Напротив, отдельные сферы и боевые части практически не пострадали от разрушительных веяний. После Февральской революции большинство русских солдат сохранили настрой на оборону, не желая оставлять позиции и допустить, чтобы противник прорвался через фронт [Там же: 236]. Такое отношение позволило командованию сохранить некое подобие власти – хотя бы временной, урезанной, но более демократической и представительской – на тех участках, где имелись проблемы с дисциплиной. Солдаты были настроены удерживать оборону, пока новое правительство не заключит мирное соглашение, которое положит конец участию России в войне. Однако идти в наступление они не были настроены. Время шло, а признаков скорого мира не наблюдалось, поэтому терпение многих солдат начало истощаться. В конце весны положение на некоторых участках фронта стало угрожающе ухудшаться. Особенно серьезные проблемы возникли на Северном фронте, где войска все сильнее проникались радикальными взглядами и находились под воздействием антивоенной агитации большевиков. Имели место такие существенные проблемы, как недостаток дисциплины, снижение боевого духа, падение авторитета командиров и братания с неприятелем, поэтому попытки восстановить там порядок оказывались большей частью неэффективными.

В марте Петроградский совет издал Приказ № 1. Это постановление, которое историк Брюс Линкольн назвал «самым судьбоносным документом Февральской революции», было выпущено Петроградским советом с целью заручиться поддержкой солдат Петроградского гарнизона. Приказ обещал солдатам лучшее обращение со стороны офицеров и более широкое представительство в органах власти, наделял их гражданскими правами, разрешал им создавать комитеты для защиты своих интересов, запрещал телесные наказания и смертную казнь за неподчинение начальству и дезертирство, а также давал солдатским комитетам контроль над всем вооружением. Кроме того, он обеспечивал лояльность солдат по отношению к Совету, объявив, что приказы Временного правительства могут исполняться, только если они не противоречат распоряжениям Совета [Lincoln 1986: 350]. Этот приказ, первоначально предназначенный только для солдат Петроградского гарнизона, вскоре распространился почти на всю армию. Появление Приказа № 1 существенно изменило отношения между солдатами и офицерами, а также перестроило всю армейскую иерархию. От солдат уже не требовалось обращаться к вышестоящим командирам с традиционным титулованием («ваше благородие», «ваше превосходительство» и т. п.), а офицерам запрещалось использовать в отношении подчиненных фамильярное местоимение «ты». Начальствующий состав больше не мог применять традиционные методы принуждения к дисциплине, которые отныне или стали незаконными, или оказались неэффективными после того, как солдатам были предоставлены права, гарантированные этим приказом.

Хотя приказ стремился устранить многие явления, вызывавшие у солдат наиболее сильное недовольство, и уничтожить самые ненавистные элементы патриархальной армейской структуры, он вместе с тем создал условия, затруднявшие поддержание порядка и сплоченности в некоторых воинских частях. С чрезвычайным недоверием относясь к офицерам, происходившим, как правило, из высших классов, многие солдаты, большинство которых были мобилизованными крестьянами,