– Ты еще и сырок съела?

– Два, – говорит Маша и выуживает из кармана шорт еще один фантик.

– Маша, но так нельзя! Ты практически украла эти сырки.

Она насупливается.

– Ничего я не крала. Я просто очень проголодалась. И вы же заплатите.

Она протягивает обертки мне. Я делаю шаг назад и с укором качаю головой. Конечно, я все оплачу, но надо хоть немного проучить Машу за такую выходку.

– Не заплатите? – уточняет Маша без какой-либо тревоги. – Ну и ладно.

Она присаживается на корточки и запихивает обертки под стойку с продуктами.

– Маша!

– Все равно никто не видел, – беспечно заявляет она, поднимаясь.

– Маша, так нельзя. Это неправильно, – я опускаюсь на корточки и шарю под стойкой. Обертки как сквозь землю провалились.

Мне приходится опуститься на четвереньки, чтобы заглянуть под стойку.

– Танчик, ты опять играешь в собачку? – раздается надо мной веселый голос Кузнецова. – И народ вокруг, как я понимаю, тебя не смущает.

Я, кажется, краснею и сама собой переключаюсь в режим злобного шипения.

– Василий, мне сейчас не до шуток. Лучше помогите.

– А что случилось? – не понимает он.

– Дети пытаются свести меня с ума. Паша куда-то убежал, а Маша слопала два сырка и затолкала обертки под стойку.

– Ну и пусть себе лежат! – Он смотрит на меня с недоумением. – Чего ты так разволновалась?

– Что значит – пусть лежат? Воровать совершенно недопустимо! – Я злобно сверкаю глазами, чтобы смысл моих слов дошел до Кузнецова быстрей. – Мы должны оплатить эти сырки любой ценой.

Мой сердитый вид производит эффект. Василий со вздохом опускается на колени рядом со мной, запускает руку под стойку.

– Сырки говоришь? – уточняет он. – Я их тоже люблю. Особенно со сгущенкой.

Он выуживает из-под стойки целый ворох оберток. – Так, что тут у нас? Трубочка с кремом…

– Это не мое! – с тревогой восклицает Маша.

– Еще два пончика, шоколад «Алешка», – Кузнецов перебирает обертки с заметным интересом. – Конфета «Мишкин домик».

– И это не мое! – бурчит Маша.

– А вот и сырки! – Кузнецов разглаживает нужные фантики. – Два ванильных и один шоколадный.

– Маша, ты съела три сырка? – Я сверлю Машу взглядом.

– Нет, – мотает головой она. – Нечего мне тут третий сырок шить. Я съела только два. Один ванильный и один с кокосом.

– Василий, нам нужен сырок с кокосом.

– Танчик, ты издеваешься? – Он еще раз перебирает фантики. – Нет тут ничего с кокосом.

– Значит, наш фантик все еще под стойкой, – говорю я и шарю под ней рукой. Безрезультатно.

– Да какая тебе разница? – возмущается Василий. – Ну возьми два ванильных, они по любому стоят одинаково.

– Это вопрос принципа, – объясняю я и продолжаю ощупывать пол под стойкой.

Рука тыкается во что-то маленькое, теплое и пушистое. Оно, это пушистое, тут же резко дергается, и я понимаю: мышь.

– А-а-а! – визжу я и прямо на четвереньках отпрыгиваю от стойки.

Сердце моментально разгоняется до невероятной скорости, на спине выступает испарина.

– Ты чего? – удивляется Кузнецов. – Переключилась на роль кузнечика?

– Пусть будет два ванильных, – кое-как лепечу я. – Я согласна.

– Ну и славно! – Он тут же запихивает ненужные фантики под стойку и поднимается с пола. – Где твоя корзина?

– Она… она возле макарон, – припоминаю я.

– А где мой брат? – спрашивает Маша.

С этим вопросом сложней. Я открываю рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но тут со стороны касс слышатся грозные крики.

– Стоять! – орет мужской голос. – Кому сказал: стоять!

– Боже! – я хватаюсь за сердце и взглядом показываю туда, откуда доносятся вопли. – Кажется, Паша именно там.

– Нет, я тут, – Паша выпрыгивает из-за ближайшей стойки со счастливым видом. – Зря пугаетесь.

Я чувствую невероятное облегчение.

На животе Паши по-прежнему виднеется сосисочный бугор.

– Дай сюда сосиски! – прошу я. – Так и быть, я их куплю.

– Точно? – Он как будто не верит, поглаживает свой бугор с нежностью беременной дамочки.

– Сказала же, куплю! – Я поднимаюсь на ноги.

Пашка нехотя вытаскивает сосиски из-под футболки и протягивает мне.

Нет, какой это все-таки позор – ходить с детьми по магазину. Здесь повсюду камеры, и наши выходки явно будут обсуждать на очередной магазинной планерке. А потом меня, наверное, и кассирши станут узнавать. Будут тыкать в меня пальцем и шушукаться.

– Сейчас заберем мою корзину и сразу пойдем к кассе, – решаю я. – Хватит на сегодня шопинга.

– Не-е-ет! – многозначительно тянет Пашка. – Вообще-то, вы нам еще мороженое обещали. И к сосискам надо купить кетчуп и майонез.

***

– Мне нужно есть больше фруктов, – говорит Маша и заталкивает в мою корзину лимонный кекс и яблочный штрудель.

– А мне бабушка советовала налегать на овощи, – вторит ей Паша и закидывает вслед за штруделем пачку чипсов.

Я не спорю: боюсь, что мои нервы не выдержат еще одной детской выходки. Я просто стараюсь медленно, но верно двигаться в сторону касс.

– Танчик, признайся: ты детей раньше только на картинках видела? – спрашивает Кузнецов.

Видимо, он тоже хочет поиграть на моих нервах.

Я останавливаюсь и с укором смотрю ему в глаза.

– Вы это сейчас к чему?

– Просто удивляюсь, что такая умная женщина, как ты, не может справиться с двумя малолетними бандитами.

Ох уж этот «любитель детей»! Я хмуро подбочениваюсь:

– А вы бы на моем месте, конечно, справились лучше?

– Само собой! – Его губы трогает самодовольная ухмылка. – Я бы их в два счета угомонил.

– Ну так вперед! – бурчу я. – Дайте мне мастер-класс!

– Спорим, они у меня за минуту станут шелковыми?

– За минуту? – Я недоверчиво морщу нос. – Ну-ну.

– Смотри и учись, – Кузнецов снисходительно похлопывает меня по плечу, а потом быстро нагоняет Сониных отпрысков. – Дети, как насчет того, чтобы заработать по пятьсот рублей?

Паша и Маша смотрят на него с интересом.

– А что надо делать? – спрашивает Паша, почесывая затылок.

– Что делать? – Кузнецов переходит на заговорщицкий шепот. – Надо вести себя тихо, больше ничего не хватать и не подкладывать Тане в корзину. Справитесь?