— Что будет?

Несмотря на тревогу, Йен улыбнулся. Ему следовало сразу догадаться, что может порадовать ее больше всего.

— Да, Ева, хорошая горячая ванна.

Она выгнулась и начала потягиваться.

— Ох, да. — Но вдруг Ева замерла. Последние остатки сна слетели с нее, и она, широко раскрыв глаза цвета летнего неба, стала оглядываться по сторонам. — Где… — Ева запнулась и испуганно отпрянула в сторону. — Я не…

Ее реакция была такой сильной, что Йен не на шутку встревожился. Он протянул к ней руки, но Ева еще сильнее забилась в угол кареты.

— Что происходит?

В ее голосе слышались нотки паники.

— Сейчас ты вспомнишь. — Йен старался сидеть так неподвижно, что ему даже стало больно. — Я Йен, — сказал он мягким голосом, которым всегда говорил с испуганной лошадью. — А ты свободна.

Ее глаза расширились в пол-лица, которое было таким же белым, как падающий снег за окном. Пальцы впились в обивку сиденья. Все тело Евы было напряжено, как будто она ожидала удара. Несколько секунд его спутница просто смотрела на него, а потом медленно перевела дыхание.

— Я подумала, это был сон. Решила, что ты мне снишься.

— Нет.

— Иногда я теряюсь. — Ева сжала губы и отвела от него взгляд. — Не могу отличить сон от реальности.

— Скоро тебе станет лучше, — солгал Йен.

Он знал, что следующие несколько дней Ева проведет в кошмаре. Она не видела мир два года, и теперь ей предстояло вернуться в него, причем без помощи лекарств. Не пройдет и двенадцати часов, как Еве придется столкнуться с тяжелыми последствиями отмены наркотика.

Йен уже видел это раньше. И хорошо помнил, как военные, и офицеры, и призванные на службу солдаты мучились, пытаясь отказаться от лекарств, которыми они заглушали боль после тяжелых ранений. Смотреть на их страдания было ужасно.

— Я…

Ева выглянула из окна, потом села прямо. В ее распахнутых глазах был страх.

— Ева, мы должны идти.

Они рисковали привлечь к себе слишком много внимания, да и утро было очень холодным.

Ева смотрела на улицу за окном так, словно видела там чудовище.

— Я… я понимаю. — Она кивнула каким-то своим мыслям и выпрямилась. — Конечно.

Йен ободряюще улыбнулся ей. Он взял пальто с сиденья и положил его на колени Еве.

— Накинь его. И… — Йен обернулся и вытащил из кармана в стене экипажа плотный шарф темно-красного цвета. — Давай накроем этим твою голову.

Ева тихо рассмеялась, а потом медленно подняла голову и коснулась коротких волос.

— Я выгляжу очень странно, да?

— Но ты все так же красива, как раньше.

Йен аккуратно набросил шерстяной шарф ей на голову. Его пальцы коснулись щеки Евы, и он на мгновение замер, радуясь тому, что ощущал ее прохладную кожу словно в своих мечтах.

— Тебе помочь? — шепнула она, поднимая руки. Их пальцы соприкоснулись.

Йен нервно сглотнул и, отведя свою ладонь, солгал:

— У меня плохо получаются узлы.

— К счастью, у меня они выходят хорошо.

У Евы дрожали пальцы, и чтобы пропустить один конец шарфа вокруг другого, ей понадобилось какое-то время. Но она справилась. Потом она подняла пальто и накинула его себе на плечи.

— Я готова.

— Хорошо.

Йен встал, и Дигби тут же открыл перед ним дверь. Его сапоги увязли в хрустящей, замерзшей грязи. Он тут же обернулся и глянул на ноги Евы. На ногах были туфли из тонкой кожи.

— Иди сюда, я отнесу тебя к дороге.

Ева кивнула ему, потом подалась вперед. Утренний свет коснулся ее лица, и она отчаянно заморгала. Бог ведает, как давно Ева видела его, несмотря на речи миссис Палмер о том, что ее выводят на прогулку.

Йен быстро поднял ее на руки и перенес туда, где была мощеная дорога. Оттуда до входа в постоялый двор оставалась всего пара шагов. Войдя внутрь, они оказались в большой, но скудно меблированной общей комнате.

В гостинице было тихо. Высокий мужчина лет пятидесяти с седой гривой вьющихся волос стоял у камина. Его белый передник, надетый поверх коричневого жилета, был безупречно выглажен.

— Доброе утро, — приветливо поздоровался он.

Йен ободряюще сжал руку Евы и сказал:

— Мне нужна комната для меня и моей супруги.

Мужчина взглянул на Еву и слегка поднял брови, удивляясь ее необычному наряду. Он на минуту задумался и нахмурился, отчего его морщины стали глубже. Потом понимающе улыбнулся и сказал:

— Разумеется.

— Лучшую комнату, — разъяснил Йен. Он никак не мог привыкнуть, что вернулся на родину, а англичане, хоть и вели себя уважительно, но были не так услужливы, как индусы. — И самую чистую, — добавил Йен.

Ева уже достаточно спала на грязных, кишащих вшами матрасах.

— Конечно, сэр, — радушно отозвался мужчина.

— И мне хотелось бы ванну, — добавила Ева.

— Все, что захотите, мэм.

— А еще еды. Думаю, чем больше, тем лучше, — сказал Йен, глядя на изможденное тело своей спутницы.

Ей надо было подкрепиться. Честно говоря, он не представлял, сколько она должна была съесть, чтобы ее кости начали обрастать нужным количеством плоти. Двух-трех дней плотного питания тут точно будет недостаточно.

— Моя жена пошлет вам завтрак. А теперь, прошу, следуйте за мной.

Он направился в коридор, а затем вверх по старой, скрипучей лестнице. Йен шел за ним, держа Еву рядом с собой. Все время, пока они плутали по коридору с выбеленными стенами, его спутница молчала. В самом его конце хозяин открыл старую черную дверь и заявил:

— Вот наша лучшая комната.

Йен пропустил Еву вперед. Что ж, это был не Керриган-Холл и даже не его собственное поместье, Блайд-Касл, где он не был с того момента, как уплыл в Индию. Но обстановка была приятная и по-настоящему английская. На окне висели муслиновые занавески, стены были покрашены в веселый желтовато-сливочный цвет. У стены стояла кровать с балдахином, на другой стороне был камин, между ними, в центре, находился круглый стол с двумя стульями.

— Это нам подходит, — сказал Йен.

Хозяин кивнул и вышел за дверь. Звякнула щеколда, и они остались наедине.

Ева развязала темно-красный шарф. В слабом свете ее пронзительно-голубые глаза словно сияли. Подняв одну бровь, она спросила:

— Твоя жена?

Йен медленно подошел к ней, не зная, как Ева отреагирует на его близость после того приступа страха в карете. Он поднял руку, наблюдая, не появится ли на ее лице выражение испуга или недовольства, а потом снял шарф с головы Евы. Йен был выше ее почти на фут, и ему приходилось смотреть на нее сверху вниз.