стал учиться еще лучше, чтобы досадить троечнику Кораблёву. Но самое главное, он стал ещё больше драться. Один раз даже побил четвероклассника, став после такого события школьной знаменитостью. На него при- ходили посмотреть даже восьмиклассники, среди которых был и его сосед по квартире Геня Рафальсон. Правда, Геня отреагировал на подвиги Глеба неожиданно. Он приобнял Глеба и негромко сказал:

– 

Будешь

петушиться,

я

тебе

наподдаю

по-соседски.

Глеб решил, что Геня ему просто завидует. Бремя славы порой тяжеловато. Особенно для первоклассника. Но драться на время прекратил. Тем более что Оля Зуева на него по-прежнему не об- ращала внимания. Она перестала дружить с Аликом Кораблёвым и переключилась на красивого Сашу Тимофеева. Глеб вынужден был

признать, что состязаться в красоте с Сашей не мог. Тем более что из Кремля вестей ему по-прежнему не поступало.

8.

В октябре 1962 года, в год поступления Глеба в первый класс, разразился Карибский кризис. Разразился, разумеется, не из-за его поступления в школу, а по причине «рассобачивания» Хрущева с Джоном Кеннеди, американским президентом. Так, по крайней мере, объяснял причину конфликта немногословный Феликс Рафаль- сон, бывший для Глеба самым авторитетным политинформатором. Что-то у них произошло, у этих Никиты с Джоном, вроде бы, из-за Кубы, которую в Советском Союзе любили почти все. Глеб не особо в этом разбирался, да и не стремился. У человека в семь лет есть дела поважнее. Но Карибский кризис неожиданно отразился и на нём лично.

Как-то к ним в комнату зашёл немного растерянный и смущён- ный дядя Сеня.

– 

Не поверите, Мария Гавриловна, сказал он маме. – Сегодня

меня вызвали в военкомат. Я восстановлен в воинском звании –

опять майор медицинской службы. Сказали спешно собираться в

командировку. А

куда –

не

сказали. Да

и так

понятно,

газеты читаем.

– 

На Кубу, или аж в Америку?! – мама испуганно прижала к

губам

ладонь.

– 

Кто

ж

его

разберёт?

Куда

прикажут,

туда

и

отправлюсь.

Дело

военное.

Это

не

буфеты

с

трельяжами

по

лестницам

тягать,

–

счастливо вздохнул дядя Сеня. – Я тут, вот что, – он смущенно

улыбнулся. – После того, как вас с Глебушкой повстречал, пить

перестал. Почти. Вроде как смысл в жизни появился: шалуна на

ноги в прямом смысле поставить и всё такое. У меня кроме него,

вас,

никого

нет,

сами

знаете.

Так

что

я

принял

решение.

Завтра

же

пропишу Глебушку в своей комнате, а сам выпишусь, чтоб всё было

честь по чести. Живите в ней, чего добру пропадать? А вернусь, там

видно

будет.

– 

Как

вам

не

стыдно,

Семён

Игнатьевич!

–

возмутилась

мама.

–

Это ваша комната, мы-то к ней – с какого боку? Соседи что по-

думают?

– 

Подумают, что я к вам сватаюсь, – расплылся в улыбке Кощея

дядя

Сеня.

–

Я

бы

и

вправду

посватался,

будь

я

моложе,

да

прилич-

ней наружностью. Очень уж шалун Ваш хороший малый. Про вас и не говорю – шедевр природы.

Лицо шедевра природы залилось густой краской, а Глеба ох- ватила огромная гордость. Получалось, что он был частью этого шедевра.

Через несколько дней дядя Сеня был неузнаваем. Чудесным образом из ссутулившегося старика он, благодаря настоящему во- енному мундиру, превратился в красавца.

Уезжая, дядя Сеня отдал маме ключ от комнаты.

– 

Владейте и не поминайте лихом, – улыбнулся он своей обе-

зоруживающей улыбкой и четким военным шагом направился к

выходу.

Так благодаря Карибскому кризису у Глеба появилась собствен- ная комната. Политика – штука абстрактная, но её последствия – всегда конкретны.

Через полгода, в апреле 1963-го, в Советский Союз прилетел Фидель Кастро. О чём они договаривались с Хрущёвым в деталях, разумеется, не знал никто. Но вскоре в продуктовых магазинах по- явился в избытке кубинский ром, кубинские сигары и кубинский сахарный песок необычайно крупного помола. Некоторые его кристаллы можно было зажимать между пальцами и смотреть на солнце. Возможно, так поступали и кубинские дети, ведь солнца в отличие от Ленинграда на Кубе было навалом. Правда, поубавилось в магазинах пшеничной муки. Её какое-то время стали продавать по талонам.

Специально к прилёту Фиделя в СССР замечательным ком- позитором Александрой Пахмутовой, как всегда в содружестве с поэтами Гребенниковым и Добронравовым, была написана песня

«Куба – любовь моя!», ставшая мгновенно необычайно популярной. Ее пели даже пьяницы на улицах, не говоря уже о певцах на радио. Пели ее под гитару и хулиганы в подъезде, где проживал Глеб. Со- седи их гоняли, но не за песню, а так, вообще, чтоб не нарушали. Дослушают, бывало, песню до конца, а потом выходят из квартир со шваброй и начинают права качать.

Вскоре, в 1964 году, правда, появились «народные» слова этой песни, которым упомянутые Гребенников и Добронравов вряд ли обрадовались бы, если б услыхали. Мальчишки во дворе с упоением орали:

Куба, отдай наш хлеб! Куба возьми свой сахар! Куба, Хрущёва нет!

Куба, пошла ты на хер!

Глебу такой вариант песни был не по душе. С голоду никто в Ленинграде не умирал, хлеба хватало. Главное, была городская булка за семь копеек с потрясающей оттопыренной корочкой, которую старушки по привычке называли «французской».

9.

Во втором классе среди мальчишек развернулась мощная борьба за лидерство, которой в первом классе по малолетству ещё не было. Больше всего ценились физическая сила и смелость. Учёба тоже, конечно, бралась в расчёт, но по ценности мальчишеских качеств была на третьем месте.

Со временем стало ясно, что самыми сильными во 2 «а» являют- ся Глеб Брэворош и приехавший в Ленинград недавно с родителями из Белоруссии Лёня Меркулович. Лёня, возможно, был даже и посильней, но с Глебом он как-то сразу сошёлся по-приятельски и выяснять, кто из них самый сильный, повода не было. Между ними появилось молчаливое соглашение: оба – самые сильные в классе. Странно, но такое «двоевластие» их обоих устраивало. Причина согласия состояла, скорее всего, в их внутренней не агрессивности. Сдачи кому-нибудь дать – всегда пожалуйста, а первыми задираться было не в их характерах.

Но где-то поверх их активно формировавшихся мозгов жила потребность самовыражения, потребность безусловного лидерства. Фронт борьбы развернулся на совершенно неожиданном простран- стве – на ниве сочинительства стихов.

Как и все второклассники, ребята мечтали о том, что через год их примут в пионеры. Они, например, с радостью учили пионерские речёвки, среди которых особой популярностью пользовалась речёв- ка, связанная с именами первых советских космонавтов:

«Будь готов! Всегда готов!