А Григорий Зимин всегда получает то, что хочет.

Гриша поменял положение, просунул руку под плечи Даши, перевернул её к себе лицом и уложил на грудь.

Спи, Снегурка.

Даша проснулась от поцелуя.

Странно…

Наверное, она по-прежнему спит. Крепко. Она не помнила, что снилось ночью, наверное, что-то хорошее, потому что в сознании не отложилось ничего тревожного.

Чужие губы касались её… Легко. И требовательно.

Да-да, она не могла ошибиться.

Потому что никто ни разу так откровенно требовательно к ней не прикасался.

Даша резко распахнула глаза и закричала.

Вернее, ей хотелось закричать, но из её горла вырвались жалкие хрипы, которые, естественно, не могли никого смутить.

Прямо над ней нависал Григорий.

Она сразу же проснулась. Вынырнула из небытия в ужасающую реальность. Там, где секунду назад была легкая истома, возникла паника.

К её губам тотчас прижали указательный палец.

– Снегурка… Тихо… Без паники. Ничего плохого не происходит. Ни-чего. Услышала меня? Проснулась, крошка…

От его хрипловатого голоса по коже словно бархатные жемчужины покатились. Странно другое. Вместо того, чтобы начать вырываться, постараться отползти от Григория, как можно дальше, а по возможности вскочить с кровати, спрятаться за чем-то, Даша послушно перестала издавать безмолвные крики.

Лицо Григория было близко. Очень.

И да, он целовал её с минуту назад. Она теперь это точно знала. Потому что те участки кожи, к которым прикасались его губы, хранили тепло. Их даже немного покалывало. Очень приятно покалывало…

Даша распластала руки, развела пальцы. Она не знала, что делать дальше. Что думать.

Она видела легкие неглубокие морщины вокруг мужских глаз. Возникло сумасшедшее и не поддающееся логики желание провести по ним подушечками пальцев, разгладить их.

А глаза у него красивые. С длинными ресницами, которым позавидует любая девушка.

– Даша, – его голос приобрел более низкие нотки. Он поднял руку и замер в нескольких сантиметрах от её головы. – Ты в безопасности. Я тебе уже говорил. Посмотри, ты по-прежнему одета. Да, мы проспали ночь в одной постели. Но одетыми. И я тебя не тронул. Ты это хотела услышать?

Девушка очень медленно кивнула, поражаясь, как он угадал её мысли.

А ведь на самом деле – одета. И даже в ногах одеяло сбилось.

– Дальше, – он не остановился. Продолжил говорить и приблизил руку к её шее. Дотронулся пока слегка, едва ощутимо. – Я не ушел к себе. Потому что не хотел. А хотел остаться здесь. Рядом с тобой. Что-то, девочка, меня тянет к тебе не хило… Тихо-тихо, не пугайся! Что ты такая шугливая? Неужели я такой страшный? За то, что напугал тебя ранее, я извинился. Ничего против твоего желания делать не буду. Пойми это, наконец.

Он говорил, она его слушала, а у самой заходилось сердце. Смотрела на него и пыталась найти признаки лжи или лицемерия.

Не находила.

И от этого весь её мир рушился, как карточный домик. Или замок из песка, что размывало приливом.

Григорий как раз и был тем приливом. Не уйти, не убежать.

– Но и оставить тебя в покое не могу, Даш. Вот что хочешь со мной делай… Тянет. Жестко. Если бы мы ещё не были заперты в снежном плену, ситуацию можно было бы попробовать сгладить. А так… Засада какая-то.

Он погладил шею, оставляя за собой теплый след. Григорий продолжал над ней нависать. Отодвигаться не планировал.

Он лежал сбоку, не придавливая её. Ещё ни один мужчина не находился к ней так близко.

Его близость будоражила. Не возникало желание оттолкнуть. По крайней мере, пока.

Да и что говорить! Слова Григория поразили её.

Ей казалось, что он с ней честен. Здесь и сейчас.

И всё же… Довериться мужчине… вот так… опрометчиво…

– Даша, я до чертиков, до ломоты в яй… – он резко оборвал себя, поморщившись. – Извини. Не буду выражаться. Но смысл остается прежним – я очень хочу тебя поцеловать.

Он не ждал её согласия.

Он информировал.

Потому что сразу же после того, как озвучил своё желание, начал сближать их лица. Уже позже Даша поймет, что могла его остановить. Григорий давал такую возможность. Осознанно или нет – другой вопрос.

Не остановила.

Позволила накрыть свои губы.

Дашу целовали. Не раз. Мальчишки из школы, друзья. Да и просто любопытно было. Ничто не дрогнуло в её душе, никто не вызвал желание зайти «чуть дальше». Даша всегда отталкивала. Иногда в ответ слыша обидные слова.

В вопросе интимных отношений Даша была солидарна с Татьяной. Ложиться ради одного секса или чтобы не выделяться среди окружающих сверстниц считала нелепым и глупым. Рано ей, значит, ещё.

Губы Григория принесли совершенно иные ощущения. Он целовал её нежно, аккуратно. Опытно. В глубине души она опасалась, что он набросится, придавит её своим телом, загонит в капкан. Ничего подобного не происходило.

Он ласкал. Касался осторожно, пробуя её на вкус. У Даши почти сразу закружилась голова, кровь прильнула к вискам. Она не осталась безучастной, и это удивляло. Даже в какой-то момент сама потянулась, слегка приоткрыв губы.

Ей показалось, что она услышала сдавленной стон, отдаленно похожий на рычание. Нет, наверное, всё же ошиблась. Игра воображения и только.

Даша затрепетала. Ей, к собственному стыду, нравился поцелуй. Эти немного шероховатые губы пробуждали в ней любопытство и легкое томление. Соски набухли, появилось странная потребность, чтобы их потрогали. Сжали. И ещё внизу живота творилось нечто невообразимое. В трусиках… увлажнялось?

Жар окатил тело. Бедра невольно приподнялись кверху, словно требуя, чтобы и к ним прикоснулись. Уделили внимание. Приласкали.

Язык Григория прошелся по её губам. Скользнул внутрь. И снова прошелся по губам.

– Снегурка, твою ж мать, – Гриша неожиданно оторвался от неё. Одна его ладонь упиралась в подушку рядом с головой Даши. Мужчина тяжело дышал, его глаза потемнели. Кадык нервно дернулся.

Даша хотела спросить, что не так. Открыла рот, запоздало вспомнив, что голос к ней так и не вернулся. Что ж такое!

Она тоже тяжело дышала. За время поцелуя мужчина переместился и теперь нависал над ней. Если она вздохнет поглубже, то её грудь соприкоснется с его грудной клеткой.

Господи…

Почему она не оттолкнет его? Руки у неё свободны, она может действовать.

Но продолжала неподвижно лежать, загипнотизированная пылающим взглядом.