– Невозможно! Для такого обмена деревья и люди должны находиться самое большее в паре шагов друг от друга. Пришлось отцу применить крайне редкие чары, которые известны ему, как дипломату, и в обычных обстоятельствах совершенно недопустимы.

– Я заставил каждого пересказывать все, что он делал сегодня, – разъяснил Бронс. – Долгий процесс, но мы с твоей мамой надеялись рано или поздно услышать о судьбе братьев-кленов.

– Так, поняла! А скажите, в человеческом обличье эти ваши клены… они вообще нормальными выглядели? Ну там двигались, говорили как обычные люди?

– Двигались очень даже шустро, что и сказать: для них это внове, размяться после стольких лет, – слабо улыбнулся Бронс. – А вот говорили, конечно, не так, как мы разговариваем, а уж как им привычнее.

– Вот так они говорили, – подскочила к сестре Шекна, закинула голову и завела так низко, как только сумела, уподобив голос заевшей пластинке:

– Блаа-гоо-даарииим вааас, люу-бе-зныыы-е трооол-лиии…

– Все понятно, – оборвала ее Вета, испугавшись, что девочка сорвет голос. – Людей, – она изобразила кавычки, – которые утопили в озере электропилы и топоры, вдобавок говорят такими странными голосами, хотя с утра общались нормально, наверняка доставили в больницу. Туда мы сейчас и пойдем, только сперва наведите тут порядок, ладно?

Отец с удовольствием кивнул, щелкнул пальцами – и тут же все вокруг вышли из ступора, начали оглядываться недоуменно по сторонам и спрашивать друг друга, что произошло. А Вета и ее семья уже выбегали на улицу.

Глава 7. Братья Исламбековы

До больницы на окраине города добирались на такси – Вета вызвала машину по телефону. Шекна и родители в салоне такси начисто забыли о плохом и предавались новым интересным ощущениям, липли к окнам, громко обменивались впечатлениями. Суровый дядька-таксист неодобрительно косился на них через плечо. А Громова тем временем обдумывала невеселую, даже болезненную мысль: семейство нужно отправлять обратно в Донный мир. И как можно скорее, пока не натворили новых дел. Они в мире людей всего пару дней, а уже на их счету двое в общем-то неповинных рабочих, которые, возможно, навсегда лишились разума от страха. И два дерева в человеческом обличье, их еще предстоит найти и выцарапать из рук врачей. И непонятно что творится с Фелемоном. И…

Но тут машина затормозила у больничного шлагбаума, дальше предстояло идти пешком. У охранника Вета выяснила, куда могли доставить людей с внезапным помутнением рассудка, и повела семью к нужному корпусу. Ей очень хотелось попросить беспокойное семейство посидеть где-нибудь на улице, в больничной беседке, например, но страшно было снова выпустить их из вида. Поэтому в приемный покой зашли толпой. Но первым делом Громова отвела всех к стене с откидными креслами, попросила:

– Подождите здесь, пока я все разузнаю. Только никуда не уходите, ладно?

Родители и сестра активно покивали – но увы, Вета им больше не верила. Нет, родные ее ни разу не обманули – у них просто другая логика.

– Скажите, вам привозили сегодня двух молодых мужчин в одежде парковых рабочих? – спросила Вета у стойки регистратуры. – Которые немного не в себе?

Круглолицая старушка подалась вперед, глянула на нее из-под массивных в роговой оправе очков живым бодрым взглядом.

– Привозили, девочка, привозили. Сильно бедолаги не в себе, сильно. Да вон доктор идет, который их принимал, ты разузнай у него.

Вета посмотрела: мужчина в белом накрахмаленном халате продвигался через холл к лифту, а сам уперся взглядом в стопку растрепанных историй болезней в его руках, одну из которых читал на ходу. Девушка в два прыжка оказалась у него на пути и завела по новой:

– Простите, к вам в больницу сегодня привезли двух мужчин из городского парка. Один из них мой брат, и я хотела бы вас спросить…

Одна рыжеватая бровь доктора иронически выгнулась, и он спросил:

– Вы, юная леди, должно быть имеете в виду братьев Исламбековых?

– Да! – моментально перестроилась Вета. И порадовалась, что черные курчавые волосы и темные глаза позволяют ей выдать себя за восточную девушку. – Простите, я ошиблась, от волнения плохо говорю по-русски. Конечно, они оба мои братья. И я хотела бы забрать их домой.

– Боюсь, никак невозможно, – развел руками врач. – Мы пока разместили их в палате, а завтра начнем детально обследовать.

– Не надо обследовать, прошу вас! – перебила Вета. – Они просто стали чуточку странно разговаривать, да ведь?

– Да если бы только это.

– Но такое с ними часто случается, с самого детства! Мы в семье привыкли и даже внимания не обращаем. Последствия родовой травмы. Им нужно хорошенько отдохнуть, поспать ночь – и утром встанут как новенькие, никаких проблем.

– Не знаю, не знаю, – не спешил верить ей мужчина.

– Да я правду вам говорю! – Вета даже постучала себе кулаком в грудь. – Вся наша семья ужасно переживает, меня послали, чтобы непременно вернула братьев домой. А то ведь в чужом месте еще непонятно, как они себя поведут. Могут разволноваться, испугаться, впасть в буйство. А дома враз успокоятся.

Доктор покачался с носка на пятку, обдумал что-то – у Веты появилась надежда. Но потом решительно помотал головой:

– Нет, о выписке пока и речи не идет. Но можете пройти со мной, посмотреть на братьев. Убедиться – а потом передать вашей родне, – что о них тут хорошо заботятся. И травмы родовые положено лечить, а не привыкать к ним.

Ничего не оставалось, как соглашаться. Ладно, ей главное переговорить с братьями-кленами, они наверняка будут рады-радешеньки вернуться на свою поляну. Но как сделать это при докторе, чтобы самой не оказаться на соседней койке?

На лифте поднялись на третий этаж, а едва вошли в отделение, как Громова поняла: тут что-то происходит. В коридоре толпились больные, медсестры, санитарки. И все у одной палаты по центру коридора, к которой доктор и направился. Дверь палаты была закрыта, однако оттуда отчетливо доносилось слаженное пение, странное пение, очень низкое и тягучее. Сразу заложило уши и даже внутренности завибрировали. Некоторые больные уже держались за головы, меланхолично покачивались в такт звукам.

Доктор шагнул сквозь толпу и распахнул дверь. Оглянулся на Вету, идешь, мол? Она тут же проскочила под его рукой, огляделась, изумилась.

Палата была небольшая, квадратная, на четырех пациентов – по железной кровати в каждом углу. Но сейчас тут находилось только два человека, другие больные, возможно, поспешили дать деру. Два парня, оба черноволосые, как головешки, смуглые, быстроглазые. Один из них в этот момент катался по полу, как катается на спине довольный кот. Иногда еще совершал кувырки через голову. Другой