Так вот, о призе. Как оказалось, парень, которого я положил в ринге, и был заводилой в той компании, которая потешалась над нашим фехтовальщиком в тот раз. Я его, конечно, в лицо тогда не запомнил, чего там запоминать – груда мышц, какое уж там лицо. А вот наш фехтовальщик, оказывается, его заприметил хорошо. Об этом я узнал, когда на следующем уроке физкультуры он тихо сказал мне: «На занятия по физкультуре можешь вообще не ходить. У тебя в этом семестре зачет, и в следующем зачет, и до конца курса физкультуры тоже зачет. Это тебе от меня благодарность. За того боксера».

Сам боксер тоже приходил ко мне поговорить про боевые искусства и про то, как ему понравилась моя техника и что он тоже бы не прочь освоить такую. Но было сразу видно, что это просто треп, что со своим любимым боксом он не расстанется никогда. В общем, было понятно, что это «не мой ученик», и, любезно поговорив, мы расстались. С ним приходил и его тренер, который без умолку говорил про бокс и все предлагал мне идти к нему тренироваться. Мол, он сделает из меня чемпиона мира в легчайшем весе. Было смешно: мне тренироваться у этого толстяка, который, может, когда-то и был, как он говорил, «мастером спорта», а сейчас просто жирный и много говорящий человек. Да и чемпиона из меня делать нечего. Я и так чемпион.

Во Вьетнаме на всеармейском чемпионате по рукопашному бою я занял второе место. Моего соперника его земляки-судьи «тащили» на первое место. Несмотря на то что в финале я его «положил на пол», мне все равно дали второе место, сказав, что победил я его не по правилам. Хотя какие правила могли быть в армейском рукопашном бое?

Вскоре этот парень погиб от разрыва бомбы. Мне было жаль его, со временем он мог бы стать гордостью вьетнамских боевых искусств. Но как бы там ни было, я был чемпионом вьетнамской армии (и это во время, когда весь Вьетнам был армией). Иначе говоря, я был самым сильным молодым мастером Вьетнама. Разумеется, были и старые мастера, вроде моего деда и учителя Вана. Но те в поединках никогда не участвовали. Даже мой отец в последнее время уже стал отказываться. Правда, в последнее время его никто уже и не вызывал: боялись, что согласится.

Вскоре в «мою дверь постучали». Ну, если не так многозначительно, то меня нашли люди, которые давно и, надо сказать, совершенно безуспешно тренировались. Нормальные ребята, ну, может, немного хулиганистые. Но все в пределах допуска, трудно найти ангела, который бы мечтал заняться боевыми искусствами.

С этими было все и хорошо и плохо. Хорошо было то, что ребята они были, в общем, неплохие, а плохо то, что они совершенно не понимали моих азиатских методов обучения и как им следует относиться ко мне, чтобы я начал их по-настоящему учить. Я для них был какой-то странный желтокожий человек, которого они попросили с ними позаниматься и который согласился на это. Заметьте, при этом я тогда учил их совершенно бесплатно, как учили меня. Но никакой благодарности они ко мне явно не испытывали.

Уже потом, когда у меня появилась настоящая группа, один из тогдашних учеников принес журнала Official Karatе, где было интервью с вьетнамским мастером, который перебрался в Париж. Самого мастера я не знал, он был намного старше меня, но про семью его слышал. Мне о ней рассказывал дед. Биография мастера в том виде, в котором она была описана в журнале, практически полностью совпадала с тем, что я слышал от деда.

Мастер родился в очень богатой семье. Отец его прекрасно разбирался в боевых искусствах, хотя настоящим мастером так и не стал. Его родители рано умерли и ему, как старшему сыну, пришлось «подхватить» семейный бизнес. В бизнесе он оказался очень удачлив и приумножил семейное состояние. Но, как он позже признался старшему сыну, всю жизнь в душе ему больше всего хотелось освоить великое, как он говорил, воинское искусство. Свою мечту он решил воплотить в своем старшем сыне, пригласив для него самого лучшего вьетнамского учителя, которого он смог нанять за деньги. Я отдельно говорю об этом, потому что традиционные мастера самые сокровенные тайны от-давали, а не продавали. Так что «самый лучший мастер, которого можно нанять за деньги» и просто «самый лучший мастер» это в традиционном воинском искусстве не всегда один и тот же человек.

А дальше произошла история, которую я бы считал чистой воды легендой, которыми мастера в наставительных целях пичкают своих учеников, если бы ее не рассказал дед, который никогда не обманывал меня. И хотя подобная сказка обязательно есть в каждой второй школе воинских искусств, эта история чистая правда.

Лет в восемнадцать, прогуливаясь в небольшом лесу, наш юноша встретил старика, который исполнял странный танец, напоминающий простейший формальный комплекс какого-то воинского искусства. Юношу удивило только, что старик выполняет столь простую технику, которую обычно преподают начинающим. Мало того, он двигался потрясающе медленно. Похоже было, что даже эти примитивные движения он не мог выполнить хоть сколько-то быстро. Однако делать юноше было нечего и он решил понаблюдать за этим спектаклем. Старик вел себя так, как будто кроме него никого вокруг нет. Казалось, он был полностью погружен в свое занятие и ничего вокруг себя не видел. Однако оказалось, что это совсем не так. Когда юноша начал кривляться, копируя и передразнивая его движения, старик, не останавливаясь, сообщил ему, что обезьяны обычно проводят время в компании себе подобных и что лучше ему не пытаться привлечь к себе внимание порядочных людей, которые к тому же как минимум раза в четыре старше его.

Юноше это не понравилось и он сказал старику, что тот вполне может нарваться, если не перестанет оскорблять достойных молодых людей, мастеров боевых искусств к тому же.

Тут старик так удивился, что даже выразил готовность прервать свою практику только для того, чтобы хоть краем глаза взглянуть на такое искусство, которому можно научиться в столь юном возрасте. Упрашивать юношу не пришлось и он тут же ударил старика.

А дальше все было, как в стандартной легенде: юноша мгновенно оказался лежащим на земле. Пока он приходил в себя, старик уже ушел. Эту странную историю юноша рассказал отцу. Тот был человеком дела. Сначала он вызвал учителя сына, поблагодарил за долгие годы работы, щедро рассчитался с ним и сказал, что обучение сына закончено. Затем выдрал сына без всякой пощады за непочтение к старшим и приказал отвести себя на место, где тот встретил старика. Им повезло – старик был там же и занимался тем же самым.

Извинения юноши он принял благосклонно, а потом отправился с его отцом в ближайшую чайную. О чем они говорили, юноша не знал, к беседе его не допустили. Знал он только, что беседа была долгой и сразу после нее отец ушел, сказав, что оставляет сына с его новым учителем, который оказался китайским мастером Тай-Цзи-Цюань, бежавшим из Китая.

Прошло пятнадцать лет, в течение которых никто юношу не видел. Где он был и как его учили, никто не знает, но, когда он вернулся, никто не мог сказать, что он не мастер.

На этом та часть статьи, в которой описывалась история, и так известная мне от деда, заканчивалась и следовало описание того, как наш герой начинал преподавание в Париже. Сам он так писал по этому поводу: