тайной литературе Чарваки и Брихаспати. Один из возничих улыбнулся и переглянулся с другим.

Теперь, по милости Мадхувраты, — продолжал Судама, — мой внук втянулся в дурную компанию Хари Шармы. Сейчас он верный ученик Хари Шармы и каждую ночь ходит к нему с богатыми дарами из благовоний, духов и ирисок. Все эти духи из моего дома. Десять дней назад один коротышка назначил дату и время побега двух Шарм в ашрам Чарваки — завтра. Я чувствую гордость, думая о том, что мой внук отправляется в великое путешествие в большой мир в поисках знаний и опыта, однако ничего не поделаешь, не могу устроить пышные проводы. Сплошная секретность! Моему внуку суждено приобрести славу и популярность в узких кругах. Это значит, что вы должны держать рты на замке. Что поделаешь? Зато наши рты ожидает хороший завтрак, и он уже подан в доме. Мы сейчас хорошо подкрепимся, так что будьте добры, вставайте, мойте руки и ноги и милости прошу в столовую.

Сказав это, Судама подбодрил их улыбкой своих тонких губ, покрытых складками, подобно лепесткам цветка сезама.

ГЛАВА 9

С южной улицы, неподалёку от площади десяти ламп, слышались отвратительные крики, визг, шум и гвалт. Две девушки в цветочном магазине кричали, плакали и били себя в грудь. Их одежды были порваны, надбровные знаки из кум-кума размазались и стали похожи на две кометы, краснеющие в сумерках. Их носы и щёки оказались перемазаны перемешанной со слезами тушью, которой были подведены их глаза. Одна из них была ранена в голову, и кровь стекала, пропитав её одежду. Красивые гирлянды разноцветных цветов превратились в разорванные куски, разбросанные по улице. Весь магазин производил впечатление поваленного на землю цветущего дерева. Четыре молодых человека плясали на прилавке магазина, будто обезьяны. Один из них открыл ящик с деньгами и забрал их себе. Другой яростно выбрасывал большие корзины с цветами на улицу. Вокруг магазина собралась толпа прохожих. Дорога была перегорожена людьми. Экипажи с обеих сторон остановились, и из них образовалась длинная пробка. Хозяева соседних магазинов, спешно закрыв и заперев их, с ошарашенным видом стояли, каждый перед своим, крепко сжимая в руках связки ключей, да и свои жизни тоже. Каждый испытывал такой страх, будто в чём-то очень сильно провинился. Все они громко, в поту и задыхаясь, спорили о том, что этично, а что нет, и никто не мог понять, что говорит другой. Получался гвалт, простая смесь многих звуков.

Внезапно посреди толпы появилась группа полицейских. Их было двадцать, каждый — словно маленький слон. В руках они держали острые пики. Люди в сумятице поначалу их даже не заметили. Тупыми концами пик стражи порядка стали прокладывать себе путь в толпе, пробираясь к магазину. Жертвы их ударов падали, вставали и разбегались. Трое полицейских схватили четверых молодых людей, буянивших в магазине. Когда их поймали, они тяжело дышали, будто шипящие кобры, и, сжав кулаки, закричали: «Независимость партии Палицы! Мы требуем отделения своего государства! Свободу нашему народу!».

Поскольку молодые люди так и продолжали вразнобой выкрикивать свои лозунги, стражи порядка потребовали замолчать. Они продолжали крик, пока один из полицейских не стукнул хорошенько одного из них по голове тупым концом пики. Все четверо сразу же прекратили орать, однако через несколько секунд один из них снова завопил: «Положить конец насилию и бесчинствам полиции! Долой власть, гордость и жестокость!». Полицейский показал ему острый конец пики, и тот замолчал. Другой страж порядка попросил девушек сесть, успокоиться, и приступил к их допросу. Одна из них сказала:

— Господин, умоляю, выслушайте меня. Сначала этот парень с бородавкой на лице вошёл в магазин и сказал, что хочет купить цветов. Тем временем второй, с обезьяньей мордой и торчащим зубом, подошёл и стал с ним спорить, а потом они изобразили драку. Они вскочили на прилавок и разорвали гирлянды. Затем к ним присоединился третий, а потом и четвёртый, с обожжённым лицом. Когда мы попытались вмешаться, четвёртый разбил мне голову вот этой ножкой, отломанной от стула.

Сказав это, она опять расплакалась и сидела, всхлипывая.

— Ну-с, молодые люди, вы граждане этого города? — спросил полицейский.

— Да, — ответил один из них. — Мы лидеры молодёжного движения ядавов знамени Палицы. Не думайте, что мы трусы.

— Это слишком! Отвечай на вопрос: чего вы хотите?

— Мы хотим независимого государства для ядавов, объединившихся под знаком Палицы.

— А зачем вы избиваете продавщиц?

— Для подъёма национального духа!

— Ты понимаешь, что у тебя с мозгами не всё в порядке? Тем, кто требует независимого государства, незачем избивать простых людей. Вы не имеете никакого отношения к политике, вы просто уголовники, потому что избиваете женщин, стариков и детей. Вас даже мужчинами назвать нельзя! Евнухи — вот вы кто! Вы сами придумали эту чепуху или кто-то закапал её вам в мозги?

— Идеал для нас — наши лидеры борьбы за независимость. Мы — бойцы их армии.

— Ваших лидеров ожидает та же судьба, что и вас, — отрезал полицейский.

Четверо стражей порядка крепко скрутили молодых людей, а пятый обратился к толпе:

— Уважаемые! Может ли кто-либо из вас опознать задержанных?

Все хранили молчание.

Они — жители этого города, — продолжал полицейский, — вы знаете их, но отказываетесь говорить. Остались ли у вас хоть какие-нибудь ответственность и желание помогать нам защищать вашу же безопасность? Вам очень нравится пользоваться гражданскими правами, но если будете уклоняться от гражданских обязанностей, все вы станете жертвами беззакония. Вот вам урок от «ангелов» закона и порядка! Осознайте его и сотрудничайте с нами!

Из толпы вышел молодой человек и смело сказал:

— Правильно вы говорите! Люди боятся жестокости этих супостатов и ведут себя недостойно, однако кто-то должен взяться за дело. Я расскажу вам, что знаю. Этот человек с большой бородавкой — сын Пинарджаки, каретного мастера. Я видел его вчерашним вечером за подобным же наглым поведением на прачечной улице. Он зашёл в дом и взял стопку выстиранной одежды. Люди схватили его и надавали тумаков. Тогда он сказал, что пришёл собирать одежду для помощи инвалидам — героям войны. Они добавили ему ещё и прогнали вон.

— Вы ответственные люди, и потому мы оставляем вам право