Машина остановилась у подъезда дома на Белгрейв-сквер.

– Спокойной ночи, дорогая!

– Спокойной ночи, Питер! – ответила Мона и подставила лицо для поцелуя, как это делают дети, когда их целуют на ночь.

Он бережно поцеловал ее и тут же отвернулся. Мона почувствовала легкое разочарование. На какую-то долю секунды она замешкалась, словно ожидая продолжения. А затем выпорхнула из машины и скрылась за массивной парадной дверью.

А ведь Сэлли оказалась провидицей, думала она, поднимаясь к себе в комнату. И я, в самом деле, стану женой герцога. Подумать только! Неожиданно для себя из ее груди вырвался вздох. Нет, что-то не так! Чего-то не хватает. Никакой приподнятости, никакого ликования в душе. Странно!

Мона стояла, прислонившись к забору, отделявшему выгул для лошадей от дороги, и наблюдала, как муж пытается приучить к седлу молодого жеребца. Питер, в свободной рубашке с расстегнутым воротом, в облегающих бриджах и высоких сапогах, был очень хорош собой в этом костюме наездника. Лицо его было исполнено решительности и отваги, глаза горели от возбуждения. Он был целиком поглощен борьбой с норовистым жеребцом, то и дело взбрыкивающим и пытающимся стать на дыбы, чтобы сбросить всадника вместе с еще непривычным для него седлом. Мона вдруг подумала, что раньше ей и в голову не приходило, какой у нее сильный и красивый муж. Но сейчас, глядя на его бицепсы, на могучие плечи, на гордо посаженную голову, она вполне оценила и его физическую мощь, и мужскую привлекательность. Впрочем, растрепавшиеся волосы делали его похожим на мальчишку. Было что-то бесшабашное и лихое в лице Питера и во всей его фигуре, что делало его особенно красивым.

Со дня их свадьбы минуло уже три недели, а два дня тому назад они вернулись из свадебного путешествия к себе домой, в поместье маркиза в Сомерсете. Это имение досталось ему в наследство от двоюродного дедушки: великолепный старинный замок из серого камня, построенный еще в тринадцатом столетии. Замок воздвигли на вершине крутой скалы, а фасадом он смотрел в сторону горной гряды Чеддер. Куда ни кинь взгляд, до самого горизонта тянулись бесконечные лесные массивы. Они покрывали все горные кручи, кое-где сбегая в живописную долину, по дну которой струилась река, устремляя свои воды дальше, к устью Бристольского пролива. От имения до пролива было всего пять миль. Сравнительно недавно замок, представляющий культурную и историческую ценность общенационального масштаба, был отреставрирован, а потому предстал перед Моной во всей своей красе. Моне понравилось решительно все: резные окна ромбовидной формы, просторные залы, обшитые панелями из дуба, старинный внутренний дворик, вымощенный булыжником, потайные ходы, просторная терраса с наружной стороны замка, окаймленная со всех сторон изумрудно-зелеными лужайками. А дальше простирались бескрайние фруктовые сады: роскошные яблони, усыпанные плодами груши, целые плантации вишни. Прямо же перед замком был разбит роскошный парк. В соответствии с традициями паркового искусства Елизаветинской эпохи, он был обнесен каменной оградой, садовые дорожки тоже были выложены камнем, то тут, то там виднелись уютные беседки из живой изгороди. Воздух благоухал ароматами роз, лаванды и резеды, а вечерами в эту симфонию запахов вливались благовония маттиолы и других ночных цветов. Могучие сосны и ели, привольно раскинувшиеся на заднем фоне, создавали совершенное в своей законченности обрамление всего архитектурного ансамбля.

Необыкновенная красота этих мест, атмосфера тишины и покоя, царившая в старинном замке и так гармонировавшая с нынешним душевным состоянием Моны, заставляли ее особенно остро чувствовать собственное счастье. Их помолвка с Питером, продлившаяся всего лишь два дня, завершилась бракосочетанием в соборе Святого Павла. Венчание было назначено на девять утра. Но уже с раннего утра припекало, обещая по-летнему жаркий день. Мона появилась в церкви в платье из бледно-голубого шифона и скромной шляпке, уместной для такого не совсем традиционного случая. В руках она держала несколько розовых роз. На церемонии присутствовали только двое: шафер и церковный служка. Отец Моны дал согласие на их брак с Питером с превеликим удовольствием, но сам не рискнул появиться в церкви без жены, опасаясь, что, если леди Вивьен узнает о подобном своеволии, она не замедлит превратить его дальнейшую жизнь в сплошной кошмар. В глубине души сэр Бернард искренне надеялся, что жена, не очень разбирающаяся в вопросах семейного права, так и останется до конца дней в неведении, что это именно он официально дал согласие на брак дочери с маркизом, причем не поставив в известность об этом свою вторую половину.

Итак, Питер и Мона начали семейную жизнь в отсутствие родных и близких. Их союз скрепил незнакомый кюре, служивший в тот день в соборе и невольно ставший участником скромного семейного торжества. Но сама атмосфера, царившая в храме, залитом солнечным светом, пробивавшимся внутрь через разноцветные стекла витражей, белоснежный с позолотой алтарь, бросавший золотистые отсветы на бледное лицо невесты, все это было так прекрасно и торжественно, словно сами небеса благословляли союз Моны и Питера. Так они и стояли вдвоем в пустом величественном храме, залитые потоками солнечного света, купаясь в сиянии этого света, словно в реке божественного бессмертия.

«И что Господь соединил – человек да не разлучит», – звучали слова венчальной молитвы в ушах Моны, и она, повторяя за священником слова супружеского обета, на одном дыхании в последний раз назвала свое девичье имя. И именно в эту секунду легкая тень легла на ее чело. «Что я делаю?» – испугалась она мысленно и невольно подняла глаза на Питера. Его лицо сияло от счастья.

Он поймал взгляд Моны и глазами успокоил ее. Она непроизвольно взяла его за руку.

– Ты счастлив, Питер?

– У меня нет слов, чтобы выразить свое счастье, дорогая! – пылко воскликнул он и под звуки свадебного марша медленно повел ее за руку по проходу между рядами пустых сидений к выходу.

На улице возвышенная торжественность момента несколько поблекла. В машине их терпеливо дожидался Вогс. Ему немедленно были предъявлены новенькие обручальные кольца, которые он с восторгом облизал, а потом еще лизнул в нос и самих новобрачных, поздравив их таким образом с вступлением в законный брак. Мона с опаской ждала возвращения домой, но в общем и целом все прошло благополучно. Семья отнеслась к новости вполне благожелательно. Впрочем, имея рядом Питера, Мона не побоялась бы встретиться лицом к лицу и с целой стаей разъяренных тигров.

Леди Вивьен раздирали противоположные чувства. С одной стороны, ей льстило столь высокое положение, которое занимал в обществе ее новоиспеченный зять. С другой – ужасно злило, что ей не дали покрасоваться, как это и положено в подобных случаях, на свадебных торжествах. А она уж, со своей стороны, постаралась бы не только оказаться в центре внимания, но и вызвать законную зависть у всех своих великосветских приятелей и подруг. Но сделанного не вернешь. А потому запоздалые упреки были уже неуместны.

– Ах вы, проказники! – прошептала она с натянутой улыбкой, целуя Мону, и добавила: – А ты неплохо распорядилась своими картами, дорогая! Вытащила из колоды козырного туза. Молодец!