– О, Ундина! Прекрасная русалка! Какая встреча! – проговорил он уже знакомым ей, слегка насмешливым тоном. – Все еще пребываете в своем царстве грез?

Моне пришлось рассказать мужу, где и когда она познакомилась с Алеком. Вполне невинная встреча, но почему-то оказалось довольно трудно подобрать нужные слова, чтобы ее описать. По всему выходило, что у нее случился самый настоящий флирт с незнакомым мужчиной. Почувствовав угрызения совести, молодая женщина почла за лучшее даже опустить некоторые подробности той памятной встречи. Во всяком случае, о поцелуе, которым одарил ее Алек под портретом своей родственницы маркизы, не было сказано ни слова. Неловко все как-то вышло, сокрушалась Мона. Получается, у нее едва не случилась настоящая любовная интрижка, и с кем! С братом собственного мужа.

Что же до Алека, то он вел себя с прежней обезоруживающей беспечностью.

– Ах, мой дорогой Питер! – шутливо сказал он брату. – Теперь-то я могу открыто признаться тебе, что ты разбил мне сердце. Это же надо! Я-то ведь был уверен, что встретил, наконец, девушку своей мечты. Все это время витал в облаках, сокрушался, что забыл узнать в тот вечер ее имя, безуспешно пытался найти ее. И вот, пожалуйста! Оказывается, мой старший брат уже успел жениться на моей принцессе за моей же спиной! И самое неприятное и огорчительное, что он даже не посчитал нужным пригласить меня на свадьбу! Нет! Всему этому нет и не может быть никакого прощения!

– Но у нас не было никакой свадьбы! – с горячностью воскликнула Мона и тут же смутилась, заметив деланный ужас в глазах Алека. – То есть я хочу сказать, что мы обошлись без всех этих великосветских затей. Никакой пышности, никаких подружек в белых платьях, никаких флердоранжей и фаты.

– Ну, это понятно само собой! – улыбнулся лорд Гордон. – Зачем королеве эльфов какие-то флердоранжи! Как известно, у сказочных принцесс даже свадьбы проходят по-другому. На восходе солнца жених собирается и уходит в лес на поиски большой поляны, затерянной в самой чаще леса. И вот уже эльфы старательно делают для него на этой поляне волшебное кольцо из грибов. Он становится в середину круга, закрывает глаза, задумывает желание и трижды оборачивается вокруг себя. Все! Теперь можно смело открывать глаза. Прекрасная принцесса уже стоит перед ним в дымчато-голубом платье, сотканном из туманов, а украшениями ей служат сверкающие капли росы. Повезло тебе, старина Питер!

Надо сказать, что разговоры на сказочную тематику всегда были скучны Питеру, а потому он, сославшись на то, что ему надо взглянуть на лошадей, ретировался на конюшню, оставив жену с братом наедине. А те с удовольствием продолжали вспоминать свои любимые детские сказки о гномах, русалках и нимфах, обитающих в горных ручьях. Впрочем, довольно скоро Мона поняла, что сказочные персонажи – это для Алека всего лишь повод поговорить о ней, да и сам разговор, чем дальше, тем больше, стал смахивать на легкий флирт, что Мона, впрочем, списала на французские корни Алека. И, тем не менее, некоторые его реплики вызывали у нее откровенное смущение. Она краснела и терялась, не зная, что сказать в ответ.

Сходство младшего брата с Питером сильнее всего проявлялась в мелочах, в тех неуловимых жестах и движениях, в привычках, которые близкие родственники копируют друг у друга или унаследуют от общих предков. Да, Алек был похож на ее мужа, но это сходство не было таким уж ярко выраженным, чтобы сразу же признать в нем близкого родственника Питера. Пожалуй, различие характеров сводных братьев – вот главное, что делало их такими разными, в том числе и внешне, при всем фамильном сходстве в чертах лица и фигурах. Алек относился к числу людей, про которых говорят «душа нараспашку». Во всяком случае, так казалось на первый взгляд. Но уже на второй выяснялось, что он упрям и капризен до взбалмошности. Ему нравилось играть чувствами – увы! – не только и не столько своими, что снискало ему в обществе весьма нелестную репутацию. Но было в этом человеке и много хорошего. Так, вопреки тому, что твердили злые языки, дети и животные Алека просто обожали. Его безукоризненная обходительность с дамами была общеизвестна, ибо не имела возрастного ценза и прочих ограничений. И с древними старушками, и с дурнушками неопределенного возраста он был не менее галантен и учтив, чем с самыми расписными красавицами. Впрочем, все изгибы и изломы его характера можно было бы изучать бесконечно, ибо в каждом человеке, как известно, намешано всякого, и хорошего, и плохого.

Визит Алека к родственникам, планировавшийся всего на одну ночь, затянулся на целую неделю. Он как-то сразу обжился в Тейлси-Корт и почувствовал себя в замке, как дома: стал распоряжаться чужими делами и планами, максимально приспосабливая их к собственным причудам и прихотям. Но это отнюдь не казалось беспардонным, ибо проделывал он все так мило и по-детски простодушно, что трудно было обижаться на гостя, не говоря уже о том, чтобы сердиться на него. Погода стояла прекрасная, а они, все трое, были молоды и полны энергии и сил. Мона уговорила одну из соседок составить ей пару для игры в теннис. И они вчетвером часами гоняли с ракетками на теннисном корте, пока женщины не начинали молить о пощаде, уверяя, что совсем обессилили. А потом всей компанией забирались в гоночный автомобиль Алека и за пять минут преодолевали те самые пять миль, которые отделяли поместье от моря. Быстро сбрасывали с себя одежду где-нибудь в укромном гроте на берегу и отчаянно бросались в довольно прохладные морские волны. Зато сколь несравненные ощущения испытывал каждый в этот миг! Как заметил однажды Алек, когда входишь в холодную воду, то буквально слышишь, как из тебя с шипением выходит тепло.

Питер на всю свою оставшуюся жизнь запомнил момент, когда впервые увидел Мону в купальном костюме. Купальник из темно-зеленого шелка плотно облегал ее точеную фигурку, маленькая головка красиво сидела на прямых плечах, делающих ее похожей на грациозного мальчика-подростка. И вместе с тем в облике Моны было столько женственного, столько неуловимого и трудно объяснимого очарования, что Питеру она показалась прекрасным сновидением. А когда она с веселым смехом устремилась навстречу волнам, впечатление еще более усилилось. И он чуть не со страхом наблюдал за тем, как она все дальше и дальше уплывает от берега, словно и в самом деле собирается нырнуть в одну из набегающих волн и скрыться от него навсегда в своем подводном дворце.

А ведь и в самом деле Ундина! Настоящая русалка, думал он. Недаром ей так идут все зеленые и голубые тона. И сокрушался, что это прозвище придумал жене не он, а его брат Алек. Ему хотелось броситься вслед за Моной, схватить ее на руки и унести подальше от всех людей, туда, где будут только они одни. Он и она. И там он обязательно скажет ей, что она навсегда принадлежит ему, а он – ей. А еще он прошепчет ей на ухо, что она самая прекрасная женщина на свете и что… Но разве скажешь такое вслух!

А вот Алек! Проказник Алек только то и делал, что рассыпался в бесчисленных комплиментах, и по его насмешливому тону трудно было понять, говорит он серьезно или шутит в своей привычной, слегка саркастической манере. Держа свояченицу за нежную белую ручку, он помогал ей выбраться на берег и не переставал при этом сыпать восхищенными возгласами, шутками и остротами, которые заставляли Мону смеяться, и ее смех серебристым колокольчиком рассыпался и звенел вокруг.