игнорируя лучики света в пользу того, чтобы побольше поспать.

Так редко выпадает возможность поваляться в постели. Обычно я встаю в три и лечу рейсом в Париж, Гонконг или Мадрид, где от меня ожидают, что перед камерой у меня будут сияющие глаза и пушистый хвост.

Исключений нет.

Забудьте о том факте, что я обычно вымотана и переношу смену часовых поясов. Режиссеров не волнует, что их модель поспала всего два часа за последние сорок восемь часов. Они платят профессионалу, и я знаю, что должна доставить удовольствие.

Как бы сильно я ни любила то, что делаю, это не так идеально и гламурно, как кажется. Иногда меня передергивает, когда ко мне подбегают подростки, заявляющие о своей любви к моде и мечтах бросить все ради модельного контракта.

Я никогда не обескураживаю их, но я бы хотела, чтобы люди говорили о тяжелой работе в модельном бизнесе. Это не все шикарные поездки, слава и почести. Это не глянцево и не идеально. На самом деле, единственные глянцевые вещи в моей жизни — это мои бальзамы для губ и обложки журналов.

Я пытаюсь снова заснуть, но до моего носа доносится восхитительный запах. Из кухни доносится шипящий звук, и пикантный аромат усиливается.

Мой желудок требует, чтобы я встала и проверила, что происходит.

Я проверяю уровень тошноты. Сегодня никакого дискомфорта. Я рада, что мой кишечник достаточно наполнен, чтобы оставаться внутри моего тела этим утром. Какое-то время я думала, что у моего ребенка любовная интрижка с туалетной водой.

— Давай сегодня вести себя хорошо, малыш. — Я похлопываю себя по животу.

Странно разговаривать со своим желудком, как будто там растет живое существо. Почти как если бы кто-то указал на мой диван и сказал мне, что это древний бог и я должна принести жертву.

Смешно.

Но я должна заключить сделку с ребенком, иначе следующие девять месяцев будут пыткой. Я голодна, и прошло так много времени с тех пор, как я что-нибудь ела.

Даже вкусные жареные оладьи мамы Мойры меня не удовлетворили. Вчера меня так подташнивало, что я провела половину вечера в ванной.

Теперь мое тело опустошено.

Я соскальзываю с кровати и засовываю ноги в шлепанцы ducky, в которых бываю дома. Это нелепый подарок, который Хадин подарил мне на день рождения. Он хотел пошутить, но они на удивление удобные, и один взгляд на них может вызвать у меня улыбку.

Дверь скрипит, когда я выхожу в коридор. Я делаю глубокий вдох. Вау. Понятия не имею, что делает Хадин, но ему лучше не останавливаться. И ему лучше поделиться.

Я врываюсь на кухню, и у меня чуть не случается сердечный приступ.

Хадин стоит у моей плиты… без рубашки. У него на спине непристойный слой мышц, начинающийся от плеч и сужающийся к тонкой талии. Его лопатки сексуально изгибаются, когда он переворачивает что-то на сковороде и фальшиво поет под какую-то песню, играющую в его наушниках.

— Хадин, — зову я.

Мое сердце бешено колотится.

Жар пробирает меня до костей, и это не имеет никакого отношения к дыму на кухне.

— Хадин!

Он мотает головой из стороны в сторону, издает "да, да", от которого любого музыканта передернуло бы, и кладет на тарелку блинчик.

Моя грудь поднимается и опускается в преувеличенном вздохе. Я подхожу вперед и толкаю его в бок.

— Хадин!

В тот момент, когда мой палец впивается в его кожу, Хадин вздрагивает и хватает меня за руку. Он отталкивает меня назад, нависая надо мной.

Его обнаженная грудь касается моей. На его левой груди татуировка в виде ангельского крыла с цифрами, написанными по краю. Мой взгляд задерживается там, прежде чем опуститься на его пресс. Я могла бы натереть сыр на этой стиральной доске. Сжалься.

— Ваня? Боже, ты меня напугала! — Серые глаза Хадина полны ярости, пока не останавливаются на моем лице. Густые брови выгибаются дугой в знак узнавания, и он отшатывается.

Он орет из-за музыки, поэтому я вытаскиваю один из наушников, и он возвращается к нормальной громкости.

— Ты уже проснулась? — спрашивает он.

— Одно очко в твою пользу, капитан Очевидность. Что ты делаешь на моей кухне?

— Готовлю. — Он поднимает лопаточку и сексуально улыбается мне. Он выглядит как плутоватый пират с коварными планами, и это определенно мой затуманенный, только что вставший с постели мозг посылает электричество прямо по позвоночнику.

— Я знаю это, — огрызаюсь я. — Почему ты готовишь голым?

— Ван, я надел штаны из уважения к тебе. Обычно я хожу без одежды.

Образ Хадина, отправляющийся в коммандос, вспыхивает в моей голове, и внезапно мой язык становится тяжелым. — Ну, э-э, ты не должен… э-э…

— Что? — Хадин врывается, его нос в дюйме от моего. — Что я не должен?

Я вижу крупным планом жесткие волосы, пробирающиеся между его брюшным прессом и исчезающие за поясом его облегающих спортивных штанов. Мой нос касается его татуировки.

Он настоящий мужчина.

И он весь такой у меня перед глазами.

Мое сердце колотится о ребра, как пулемет, производящий быструю стрельбу.

Нет.

Нет. Нет. Нет.

Я не позволю сексуальному телу и богоподобному лицу Хадина Маллиза лишить меня разума. Уже достаточно того, что он и его дурацкая сперма добрались до моей матки. Девушка должна где-то подвести черту.

Поднимая подбородок, я указываю на комнату для гостей. — Рубашку. Сейчас.

— Если я уйду, я выпью весь твой чай.

Мой гнев улетучивается. — Чай есть?

Он указывает на него. — Я вышел пораньше, чтобы забрать его сегодня утром. Ванильный латте. Я подумал, тебе не помешало бы чего-нибудь сладкого.

Если бы я уже не была замужем за этим человеком, я бы, вероятно, предложила ему выйти за меня снова.

Я бросаюсь прямо к вареву на столе и осушаю его, как чашку с эликсиром, которым оно и является.

— Так хорошо.

— Наркоманка, — бормочет Хадин.

— Диллер. — Я смотрю на него поверх чашки. — Кто продолжает поставлять это?

— Я? — Уголок его губ приподнимается.

— Ты даже продаешь их на ипподроме. — Я облизываю губы.

Его глаза следят за движением моего языка, прежде чем поднять их. — У меня нет чая для тебя.

— Так вот почему ваша секретарша всегда приносит мне чашечку, когда я прихожу?

— Правда? Мне нужно поговорить с ней об этом. — Он переворачивает еще один блинчик. — Смысл в том, чтобы заставить тебя чувствовать себя настолько неловко, что ты никогда не вернешься.

— Ха-ха.

Хадин отворачивается к плите, чтобы скрыть улыбку. — Кстати, отличные щипцы.

— Щ-щипцы?4 — Чай выливается у меня изо рта и капает в чашку. — Ты рылся в моем ящике с нижним бельем прошлой ночью?

— Да, Ваня. Я бросил все твои трусики на землю и катался в них, — отвечает он сухим голосом.

— Извращенец!

— Милая, я говорил о твоем кухонном оборудовании. — Он берет щипцы и переворачивает ими хрустящий бекон из