только осваивалась в новом коллективе, было важно произвести хорошее впечатление, не ударить в грязь лицом. Заодно и проветрить вещь — не всё же ей пылиться в шкафу.

Коллеги, провожая её взглядами, здоровались и переглядывались. И у Любы на душе теплело — все смотрят на шаль и не обращают внимания на остальное.

Этот день и эта ситуация хорошо запомнились Любе ещё и потому, что именно тогда к ней подошла Варя — коллега из отдела сметчиков, работавшая в соседнем кабинете.

— Дорогая? — спросила с голодным блеском в глазах и двумя пальцами потрогала шаль. Наклонилась к ней, вглядываясь.

Люба, закаменевшая было, когда Варя приблизилась, расслабилась, едва услышала вопрос. Странно, что она опасается подлости от новых коллег — никогда не было такого в жизни: ни на другой работе, ни во время учёбы её не травили, а ничего с собой поделать не могла, всё равно желудок сжимается от страха — а вдруг плохое слово? Или косой взгляд? Или толика неодобрения?

Она немного нервно выдохнула и улыбнулась — ну, хватит бояться, она взрослая, немолодая уже женщина, ей не четырнадцать, в конце концов!

— А, — легко махнула рукой, и так это получилось небрежно, легкомысленно, что самой понравилось, — только пряжа. Вяжу-то сама.

А Варя недоверчиво и восхищенно распахивала глаза, осторожно, будто хрустальную, перебирая шаль, и всё рассматривала и рассматривала.

— Сама? — выдохнула и подняла взгляд. — Это же сколько труда! Такая нитка тонкая. У меня бы руки свело.

Люба коротко и нервно улыбнулась, затеребила бахрому. Чуть дернула плечом. Сказала неловко:

— Просто люблю вязать, а на нитки денег не напасёшься. Поэтому тонкие и покупаю, они не так быстро заканчиваются, — и прикусила губу.

Внимательно проследила за выражением лица Вари. Та подложила ладонь под край шали и поворачивала её туда-сюда рассматривая. Не приняла ли коллега эти слова за жалобу? Очень не хотелось произвести впечатление нытика, который всем жалуется на финансовые трудности. Но женщина, будто и не слышала, все рассматривая уже изнанку, хмыкала неверяще.

На самом деле Люба, застигнутая врасплох, ляпнула чистую правду — денег не хватало, и особенно на хобби. Хотя как раз об этом Любе говорить и не хотелось. Ни с кем. И пусть Варя — коллега, но она малознакомый человек, а открывать душу первому встречному… Такой привычки Люба не имела.

Только слово не воробей, а Варя, хоть и не заводила больше разговора о пряже, но на ус намотала: другим коллегам на всякие праздники и дни рождения деньги собирали в конвертик или на подарочную карту косметического бутика, а Люба получала в подарок только пряжу.

Это было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что ниток у Любы теперь в запасе имелось действительно много, и самых разных: и тонкие, и толстые, и фантазийные, шерстяные и хлопковые, однотонные и секционного крашения… И это — невиданная роскошь. А плохо потому, что выбирала не она, и фактура, и цвета порой ей не нравились. Но дарёному коню, как известно, в зубы не глядят, вот и получалось у неё что-то вроде «Пера павлина» — иногда настолько ярко и броско, что Любе стыдно было такое и в руки взять. Она бы сама такое никогда не надела, и потому, связав, прятала в шкаф поглубже.

В один из первых подарков попал ещё и шикарный набор спиц на леске — от самых тонких до толстых, едва не в палец толщиной. Это было настолько неожиданно и восхитительно, что Люба, когда их увидела, схватила, прижала к груди и целую минуту так простояла, ничего не замечая вокруг — ни как девчонки смеются её детскому восторгу, ни удивленной Вари.

Никому не понять этого её счастья! Она видела, сколько такой набор стоил в магазине, примерно, как дверца от «мерседеса», и Люба, однажды взглянув на ценник, навсегда потеряла к такому набору интерес, как к тому же «мерседесу»: она такое себе не может позволить, и точка.

***

С тех пор прошло уже несколько лет. У всех желающих в отделе появилось по одной шали, а у некоторых и не по одной, но Любина жажда звякать спицами не утихала. Зная о её умениях, просили связать на заказ кофточку или свитер, шарф или шапку, но она только улыбалась и отрицательно качала головой, продолжая складывать в шкаф одну за другой готовые шали — она когда-то давно пробовала. И шапки, и шарфы, и носки. Связать-то она могла, но чуда, как с шалями, не получалось, а то, что получалось, не нравилось ни ей, ни заказчикам. И Люба давно для себя решила не тратить на обыденное время и драгоценную пряжу. Поэтому только шали, только уютный вечер в любимом кресле, только волшебные миры и «шальная магия». Это успокаивало, дарило гармонию и радость, делало жизнь сносной.

А недавно Варя, придя на работу, застала Любу за компьютером, когда она выбирала узор, и спросила:

— Так и хранишь их в шкафу?

Она знала, что под склад готовой продукции у Любы уже ушли не только все антресоли, но пространство над ними до самого потолка — картонный ящик от телевизора и куча коробок. Люба кивнула и коротко вздохнула, не отрывая взгляда от узора.

— Пора уже свой магазин открывать, — сказала, снимая куртку и пристраивая её на вешалку, несостоявшаяся подруга.

— Какой там магазин… — отмахнулась Люба, прикидывая, можно ли придумать что-то новенькое из мотива, который она сейчас рассматривала.

Варя подсела рядом — от неё пахло улицей, сырой холодной погодой и свежестью — и сказала:

— Какой-какой… Электронный. Ну-ка, заведи «Карусель Мастеров».

Люба покосилась на коллегу и вбила в поисковой строке два слова. И такая карусель закрутилась!

В тот день они с опозданием принялись за работу — рассматривали магазины мастериц, которые не только вязали, но и шили, вышивали, делали бусины, цветы, ловцы снов, кожаные украшения, лепку из глины и плавку из цветного стекла. Люба и о половине подобных чудес не слышала, у неё глаза разбегались, руки дрожали, а голова кружилась.

Начальница бросала на них с Варей суровые взгляды, которые вот-вот готовы был перерасти во что-то гневное и громкое, призывающее разойтись по местам и приняться наконец за работу.

— Сколько у тебя готовых изделий? — напоследок спросила Варя, усаживаясь к себе за стол.

Начальница, было опустившая рассерженный взгляд к своему экрану, вновь вскинула голову, пресекая безделье, и растерянная и ошалевшая Люба только и смогла пробормотать:

— Много. Не знаю…

Работалось плохо — то и дело мысли улетали в тот сладкий творческий туман, который накрыл Любу