Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это не то…
И надеть нечего. То есть, имеются джинсы с майками разных сочетаний и степени облегания, что совсем даже не плюс рядом с изящной Ангелиной.
И провожать Елизар вызвался.
До ворот.
И на руку золотой браслет нацепил, толстенный и увесистый, заявив, что это защита от нежити. А на второй – кольца в количестве пяти штук и два перстня. Да столько и Софья Марковна из бухгалтерии при всей её любви к драгоценным металлам, не цепляла.
Но…
- Это защита. И телефон возьми. Ясно?
- Ясно, - согласилась Елена, пытаясь понять, чего она рвется-то так на это чаепитие. То ли бред требовал развития сюжета, то ли надоело ей быть здравомыслящею особой. То ли просто вот…
- И если почуешь неладное, то… просто дерни, - на вторую руку Елизар повязал нить.
А потом и вправду довел до Ангелининого дома, который средь прочих выделялся красной крышей и обилием розовых кустов. Почему-то, завидев их, Елизар выдохнул и заулыбался:
- Не она это, - сказал он. – Розы весьма чувствительны к темной силе. В жизни не станут расти, там где нежить водится… или болеть будут, или выродятся.
Что-то мелькнуло на грани сознания.
Но Елена тоже выдохнула.
Нет, это, конечно, бред, но… но хорошо, что Ангелина не нежить. Наверное… даже в бреду.
Ангелина сама вышла к калитке и, окинув Елизара насмешливым взглядом, сказала:
- А у нас вечер только для девочек! Проходи, Ленусь…
- Извини, я с пустыми…
- Ничего страшного, у нас всего хватает… Светик, Леночка пришла! Иди в дом… слушай, почему мы раньше не собирались? Хотя… я знаю, мужики виноваты…
Она закрыла калитку и подтолкнула Елену к террасе, на которой обнаружился и стол, уже накрытый, и мягкие кресла.
- …и я ему говорю, дорогой, вот ты меня замуж не зовешь? Нет? Так какого мозги канифолишь… а он мне, мол, у меня жена… я ему и отвечаю, что ей и канифоль, раз жена! Девочки, за нас… как они достали!
- Точно, - поддержала Светка, разливая вино по бокалам. – Прям порой бежать хочется, не глядя… да куда сбежишь. Хоть достали, но свои… ну, вздрогнем!
Вино пахло летом.
И лугом.
Розами… а еще почему-то имело отчетливый кисловатый запах плесени. Елена сделала глоток и… отставила.
Не пила она давно, наверное.
- Ах, Светик, как ты вообще решилась пятерых родить! Пятерых, только подумай, Ленок… я и на одного боюсь…
Голова закружилась.
И Елена вдруг сама потянулась к тонкой ниточке. Розы… розы расти не будут. А что будет? И в хлиплом смехе Светки что-то неясное неуловимое царапало слух.
Пальцы зацепились за тонкую нить.
Дрогнули…
- Пьем, девочки, пьем! – Воронцова сама сунула бокал Ленке. – До дна!
И нить разорвалась.
А следом звякнуло стекло, и по белесым доскам пола разлилось пятно.
- Вот дура, - сказала Воронцова, подняв бокал. – Неряшливая… дура-дура… бесит…
Голос её сделался скрипуч. А Елена поняла, что не способна пошевелиться.
Точно дура.
И бред этот…
- И ты тоже, - её развернули. Воронцова склонилась низко-низко, так, что стал слышен запах – ясный запах гнили. – И твой некромант… ничего… некромант – это хорошо… вкусные они. Силы много, а то тут мало… детушки не родятся. Не родятся детушки… Сейчас мы… сейчас.
Она подняла Елену с невероятной легкостью, а потом двинулась за дом, куда-то сквозь переплетения розовых кустов.
Вглубь сада.
И там уже, за неприметной калиткой, обнаружился один из сыновей…
Не сын это.
Не сын.
…с тачкой.
- Вот так, - Елену уложили аккуратно, бережно даже. А сверху накинули покрывальце. – Думали, не пойму… думали не догадаюсь… думали, я глупая. Я не глупая. Я давно тут. Я многих сожрала и теперь умная. Умная-умная.
Тачка качнулась…
Елизар не находил себе места.
Розы.
И женщина в легком платьице. И снова розы… много-много. белые. Алые. Какие-то рябые. Изредка жёлтые. Не надо было отпускать. Просто вот не надо и всё тут.
Спрятать.
Запретить. И…
И Лялечкин со своим альбомом бесит. Сидит, что-то вырисовывает…
- Покажи, - Елизар заставил себя остановиться. Еще минут десять и он… он пойдет и заберет Елену. Скажет, что в доме потоп, пожар или нашествие саранчи. Но… терпеть и дальше.
Лялечкин молча протянул альбом.
- А полотно своё отчетное когда начнёшь?
Он вздохнул.
- Впечатлений не хватает?
Неужели Елизар такой… грозный? Преувеличение. И взгляд у него, рисованного, тяжёлый… точно преувеличение.
- Холсты… испортили, - признался Лялечкин. – Их три выдали. И…
- Вернемся – новые куплю…
А Елена красивая.
Нет, она и так красивая, видная женщина, но на рисунке…
- Наверное, меня всё равно отчислят, - Лялечкин произнёс это почти спокойно. – У нас тема… прекрасное в мире… а у меня… вот…
Вскрытый парень.
Личинки Вдовы. И главное, точно как изображено.
- Эти я выкуплю, - сказал Елизар, перелистывая страницу. А потом замер. – Ты…
Женщина.
И мальчишка с бидонами ягод. Встретились по пути в лес. Тогда он на них внимания не обратил, а вот теперь… пять рисунков.
- Почему ты сделал их такими?
- Какими? – Лялечкин подошёл и заглянул через плечо. – Потому что они такие и есть. Я очень точно рисую…
И видит тоже точно! И теперь Елизар сам удивлялся тому, как не понял, как…
- Идём, - рявкнул он, подхватив сумку. – Хотя… нет. Останься.
Лялечкин кивнул.
Но… не послушает.
И наотмашь, подтверждая догадку и поторапливая, ударила по нервам лопнувшая нить.
- …деточек загубили… маленьких загубили… - тачку везли мягко и даже бережно. – Осиротили…
Нежить бормотала.
И теперь Елена лишь удивлялась тому, как раньше она не замечала этой вот нечеловечности. Хотя… она много чего не замечала. И переехала сюда после развода. И в целом-то не до соседей ей было. А раньше и вовсе, хорошо, если пару раз за лето заглядывала.
- Думали, не пойму… думали, глупая… а я умная… ничего… придёт за тобой некромант. А я обоих раз и… - тварь захихикала.
А Елена поняла, что у неё шевелятся пальцы. На левой руке. И пошевелила. Стало быть, отрава или чем там её накачали, перестаёт действовать. Она и выпила-то меньше Ангелины.
Движение остановилось.
И Елену
