— А самому слабо́? — удивилась я.

Брякнула и прикусила язык, досадуя: собиралась же перейти с неформальной формы общения с Никитой на деловую. Все-таки клиент. Я обычно с клиентами строга и корректна. А тут почему-то на каждое слово реагирую сарказмом.

— Я со вчерашнего вечера самому себе не доверяю, — неохотно признался Никита.

Тут уж я сумела воздержаться от комментариев, хотя съязвить хотелось, аж язык зачесался. Я-то знала, что вчера произошло. Небось, после «общения» с мотыльком Жуковский пришел в себя только дома.

— Ладно, — сказала я. — Записывай. Только заедем за моим ассистентом.

Серый джип Никиты подъехал к подъезду минута в минуту. Жуковский вышел, остановился у моих сумок и принялся озираться, настолько демонстративно, что я с подозрением поинтересовалась:

— Что?

— Да вот смотрю, не провожают ли тебя сорок кошек. Вдруг ты сильная и независимая — сама захочешь вещи до багажника донести.

— Не захочу, — я благодушно махнула ручкой и зевнула. — Нет у меня кошек, есть только домашнее растение.

— Ну ладно. Ох!

— Что, тяжело? У меня там… экстрасенсорный реквизит.

Ник с изумлением на лице доволок чемоданы до машины. Да, мы, феи, сильные.

— Цветок тоже в багажник?

— Нет! — заорала я, когда Никита потянулся к Чертику. — Не надо!

— Точно?

— Точно. Премного благодарна, но справлюсь сама! — я подхватила Чертика на руки. — Я его с собой возьму, на заднее сидение поставлю. Не могу с ним расстаться. Вдруг он в багажнике бензином надышится.

Жуковский явно мысленно покрутил пальцем у виска. Ну и ладно. Пусть лучше думает, что я чокнутая. В конце концов, все экстрасенсы, если посудить, немного не в себе. Просто чертогон за ночь расковырял вокруг своего «гнезда» зачарованную бумагу и активно изучал окружающий мир. Горшок еще держал чары, и не стоило волноваться, что Чертик сбежит, но Никита мог запросто получить шипом в нос.

Только усевшись в автомобиль, я осознала, какую деталь не учла, соглашаясь поехать с Жуковским. Теперь я не могла завести чертогон маме. Моих родителей следовало заранее предупредить, что со мной будет человек.

У мамы в теплице как раз шел период опыления редких чашелистных окуларий. Опылением окуларий занимались шмели-шипохвосты. И все было бы ничего, если бы окуларии, с их огромными цветками, не были бы плотоядными, а опыление не происходило бы под руководством специально обученных маминых домашних пикси. В общем, зрелище не для слабонервных.

По пути мы подобрали Сержа. Вампир был страшно доволен, что ему не придется гонять по пригородным ухабам свою дорогую, почти антикварную машину. Он разместился на заднем сиденье и удовлетворенно вздохнул. Жуковский, слегка шокированный количеством чемоданов Сержа, молча, без комментариев уселся за руль.

«Следи за цветком», — выразительными жестами велела я приятелю. Серж ответил невнятной пантомимой, из которой было понятно, что он удивлен присутствием Чертика. С чертогоном вампир был знаком… заочно. Стыдно признаться, но причиной второго из трех обнулений Сераджана Везировича стала я, вернее, Чертик. Он ухватил дворника за палец своими загнутыми колючками, когда тот поправлял плитку в санузле. И ладно бы просто схватил, а то вылез из-под ванны и предстал перед бедным мужчиной во всей красе.

На выезде мы, естественно, застряли в пробке. Серж задремал. Жуковский был спокоен. Видно было, что он давно привык к пробкам. Никита включил радио, и из магнитолы потекли звуки джаза.

Нервничала только я. Ибо Чертик окончательно справился с бумажными стенками и решил исследовать ближайшие объекты. Изучать Сержа оказалось занятием непродуктивным (вампир отмахнулся и слегка угрожающе показал во сне зубы). А вот с Никитой дело пошло куда веселее.

Мне даже пришлось изогнуться и потянуться к парню. Тот покосился на меня с удивлением.

— У тебя тут что-то в волосах сзади, — объяснила я. — Листик, кажется. Я вытащу.

Никита как-то судорожно вздохнул и пробормотал:

— Да… щекочет… что-то.

Еще бы не щекотало. Чертик растопырил свои тоненькие лепестки на колючем цветке и тщательно «принюхивался» к шее клиента. Я попыталась оттолкнуть его ладонью, чертогон угрожающе расправил шипы. Ох, чую, у Сержа сегодня прибавится еще один клиент на обнуление. Если сейчас Никита обернется… Но Жуковский застыл. У него слегка покраснели скулы. И ресницы дрожали. Красивые ресницы — любая девушка бы позавидовала.

Я опомнилась. Кажется, мы Чертиком оба немного увлеклись рассматриванием клиента.

— Никита, а что ты… любишь делать… кроме как заниматься садоводством? — прокашлявшись, спросила я.

Самое время отвлечь объект охоты. Впрочем, непринужденная беседа не складывалась. Я слегка касалась тыльной стороной ладони дорожки волос у него на затылке. Чертик же решительно настроился на близкий контакт «кожа к коже». Он тыкался ко мне в руку, к счастью, не имея достаточно пространства для маневров.

— Люблю джаз, — помедлив, отозвался Жуковский. — Вообще музыку люблю. И спорт… Ну что там?

— Сейчас… почти достала…

Хорошо, что Серж проснулся, спрятался за сидение Никиты и принялся утрамбовывать чертогон в горшок. Чертик, почувствовав достойного противника, уступил, хотя и не без борьбы.

Мне достался трофей — подсохший шип чертополоха. Его я Жуковскому и продемонстрировала.

— Вот! Острый.

— А-а-а, — протянул Никита, как мне показалось, немного разочарованно.

В это время пробка, наконец, начала рассасываться. На полпути мы купили сок и булочки в придорожном супермаркете и размяли ноги.

— Я твоего зверя запечатал «поцелуем», — шепнул мне на ухо Серж.

— Ты укусил Чертика? — ужаснулась я.

— Да с какого перепугу? — обиделся вампир. — Просто поприкусывал бумагу по кругу. Если Черта твоего зацепил, это только от любви.

Тут я вспомнила об особом свойстве вампирской слюны. Она цементирует и запечатывает любую магию. Отличная все-таки у нас с Сержем команда: я устраиваю аттракцион тактильной эротики, а он целуется с чертополохом.

Охранники на въезде осмотрели наши невинные физиономии так, будто со дня на день ожидали вторжение пришельцев, мимикрирующих под людей. Я тут же почувствовала себя диверсантом в тылу врага. Истина, как говорится, всегда рядом.

Мы долго петляли по подъездной, словно в джунглях. В склонившейся над дорогой бесформенной зеленой массе с трудом угадывались разросшиеся топиари. С веток лианами свисал дикий плющ. Сад был огромен. Мы проезжали через ту его часть, что располагалась перед домом. И даже здесь можно было заблудиться.

— Почти пятнадцать гектаров парковой территории, — задумчиво произнес Жуковский, щелкая камерой телефона. — Состояние сада… прямо скажем… хуже, что я ожидал.