— Я освобожу их. Дам им землю. Свобода не может быть свободой без земли. Они будут работать на меня так же, как в Европе крестьяне работают на своего хозяина. Император намерен отменить крепостное право. Но крестьянская реформа может принести большие потери с обеих сторон. Как вы думаете, на каком главном принципе она должна основываться?

Софи задумалась. Князь, смотрел на нее не отрываясь. Девушка расслабилась и, повернувшись к нему, медленно произнесла:

— Я думаю… об упразднении права одного человека использовать в своих целях другого, беспомощного. Беспомощность всегда порождает в людях самую безжалостную жестокость.

— Разлагающее действие власти?

— Однако вас это не коснулось. Ваши крепостные любят вас. Я видела, как Иван целовал вас в плечо, когда вы приехали в Обухов. Я поразилась, подобной фамильярности. Но мистер Хенвелл объяснил мне, что это знак почитания и любви.

— Иван находится в привилегированном положении, хотя пока не свободен. — Князь улыбнулся. — Моим крепостным известно о моем намерении. Они пребывают в радостном ожидании, хотя некоторые сбиты с толку и напуганы этим. Зачастую мы все боимся перемен. В нашей стране тьма-тьмущая безграмотных, темных крестьян, но будущее Росси принадлежит их детям. — Князь замолчал. — Иногда мне кажется, что я нахожусь в сумерках. Их свет мягок и прекрасен, но на рассвете займется алая заря…

Послышались голоса. Эдвард Хенвелл возвращался с прогулки с жизнерадостным французским наставником. Эдвард скользнул взглядом по князю и Софи.

— Я присвоил себе мисс Джонсон, — извиняющим тоном произнес князь. — Мы вели длинный и серьезный разговор. Боюсь, как бы за это время не завяли ваши ландыши. Мистер Хенвелл, будьте так добры, справьтесь у Ивана, свежи ли цветы?

Вскоре Эдвард вернулся с букетиком ландышей в большом хрустальном бокале, наполненном водой.

— Кому мне презентовать эти цветы, князь? Вам или мисс Джонсон?

— Иван отвезет их домой для мисс Джонсон. Но сначала я хочу попросить позволения взять для себя один стебелек. — Изящным движением князь извлек стебелек из бокала. — Этот цветок не для бутоньерки, — негромко произнес он.

— Нет. В нем слишком много мелких бутонов.

— Тогда я приколю его себе на шляпу. — И с этими словами князь осторожно засунул тонкий стебелек за ленту широкополой шляпы. Эдвард Хенвелл наблюдал за ним. Их взгляды встретились, в глазах обоих мужчин блеснул вызов. — Как мило с вашей стороны подарить мне этот стебелек, — улыбнулся князь.

— Он не мой, а мисс Джонсон. Она вольна решать — дарить его или нет.

— Мне кажется, она не изъявила ни того, ни другого.

Послышались голоса детей, возвращающихся из леса. Софи поднялась.

— С вашего позволения, князь, я вас покину. — И, сделав реверанс, она направилась к детям.

Она еле держалась на ногах, словно вела утомительный поединок на выносливость и выдержку. Софи вновь видела, как князь берет ландыш… Вот он приколол цветы к своей шляпе… Странный жест, донкихотский, подумала она, неожиданный и волнующий. Хотя князь забудет о ней прежде, чем завянет цветок. «О Господи, помоги мне забыть его поскорей!»

— Вы выглядите бледной, мисс Джонсон, — заметила мадемуазель Альберт.

— Это от жары.

— И утомительной беседы с князем, как говорит Елена Петровна. Такой пытливый и глубокий ум не для женщин. Мы для этого недостаточно хорошо образованны, даже лучшие из нас, — с издевкой, добавила мадемуазель.

Павел, старший конюх, поспешил Софи навстречу. День обещал быть жарким, и он расстегнул на груди выцветшую синюю рубаху.

— Лошадь готова, барышня. — Мужчина поклонился. — Она вам непременно понравится.

Софи, улыбнувшись, поблагодарила его.

— С ней надо держать ухо востро, — предостерег Павел, помогая девушке сесть в седло.

— Вы крепко держитесь, мисс Джонсон? — Неожиданно из конюшни показался Алексис. — Вы тоже любите кататься ранним утром, да? Павел нашел для вас настоящую красавицу, но с ней, нужно поосторожней.

— Она и вправду красавица, — улыбнулась Софи.

— Да еще с таким именем — Акулина! Здорово! Сегодня у меня будет компания. Знаете, я катаюсь каждое утро. Отойди, Павел, я не могу больше удерживать Орла. — Щеки Алексиса окрасились здоровым румянцем, глаза сияли. Князь не мог желать себе сына красивее, подумала Софи. Лошади прядали ушами, учуяв свежие земляные запахи и ощутив под ногами мягкую почву.

Софи и Алексис ехали молча, наслаждаясь окружающей красотой, и наконец достигли окраины леса, за которым до самого горизонта простирались поля. Слева текла река, виднелись рыбаки. Кроме легкого шелеста листвы и журчания воды, не было слышно ни звука. Над рекой поднимался густой туман, голубовато-серой пеленой повисая над лугами. На ухе Акулины застряла серебристая паутина.

— Вы будете кататься каждое утро, мисс Джонсон? — спросил Алексис.

— Когда выпадет случай. Как я счастлива, что могу любоваться этой красотой! — Наклонившись, девушка потрепала Акулину по холке. Бархатистое ухо лошади вздрогнуло, и паутинка, соскользнув, поплыла в воздухе.

— Вы прекрасная наездница, — с восхищением заметил Алексис. — Павел тоже так считает, иначе не доверил бы вам Акулину. Для него нет ничего важнее лошадей, после того, как он потерял свою Федосью.

— Федосью?

— Да, Федосью, которую, хотел взять в жены. Она была маминой горничной. Говорят, Федосья была красивой, но ленивой и ветреной. Павел умолял отдать Федосью ему в жены, но матушка решила продать ее, — беззаботно сообщил Алексис.

Сердце у Софи словно остановилось.

— Продать? Отослать прочь, вы хотели сказать?

— Отослать к ее новым господам. Только это было очень давно, лет пять назад, наверное.

— А Павел? — прошептала Софи.

— Павел? Он остался здесь. Что еще он мог сделать? О, смотрите, смотрите, мисс Джонсон. В небе кружит ястреб! Как красиво, да? Скот и лошадей сегодня не станут выгонять в поле из-за жары и слепней. Их выпасут ночью при лунном свете.

Софи почти не слышала оживленной болтовни мальчика. Кажется, он сказал, что девушку, на которой Павел хотел жениться, забрали у него силой? Только теперь она ясно поняла, что значит крепостное право. И как знать, возможно, такое случается по всей России, как это было с рабами в Америке. Но ведь сейчас-то не Средневековье!..

«Но здесь я словно в Средневековье», — подумала Софи. А князь Разимов… Она вдруг увидела в нем человека, который родился намного раньше своего времени. Человека-гиганта, необузданного в страстях, но вместе с тем цивилизованного, способного видеть дальше и понимать больше, чем его современники. Человека, который, распознав зло, заключенное в крепостном праве, хотел отменить его в своих владениях. Софи посмотрела на Алексиса, сидящего в седле прямо, уверенного в себе и бесстрашного… и от неожиданного предчувствия сердце будто сжалось. Что готовит ему будущее? Чем обернутся грядущие перемены?