— Конечно, — немного резковато сказала она. — Идемте. Я проголодалась. — И вышла из комнаты твердой походкой.

Часть террасы, где стоял накрытый на двоих стол, была освещена разноцветными фонариками. Каскады роз выглядели причудливо в лунном свете, наполняя воздух пленительным ароматом.

— Нашим клиентам наверняка бы понравилось ужинать здесь, — отметила Лора холодным жестким тоном. — Правда, мне до сих пор не дали возможности ознакомиться с планом будущего отеля…

— Какая ты все-таки злючка, — перебил ее Жан, усаживаясь напротив. — В твоих устах любая фраза звучит как обвинение. Расслабься немного.

Замечание было справедливым. Возможно, тон ее слов был слишком вызывающим. Но почему он сам смотрит на нее так, как будто испытывает к ней неприязнь?

— Французы всегда так надменны? — бросила она в ответ и, сама смущенная своей резкостью, взяла в руку бокал с красным вином.

Но неотразимо притягательный взгляд Жана заставил ее снова поднять на него глаза.

Дрожащее пламя свечи, стоящей на столе в подсвечнике из янтарного цвета стекла, отражалось в темной и загадочной глубине его глаз. В их выражении было что-то дьявольское, магнетическое. И в ней с новой силой вспыхнуло греховное, запретное чувство. Слезы сожаления о неосуществимости ее тайных мечтаний затуманили глаза Лоры. Она почти с облегчением услышала суровый голос Жана, прозвучавший в ответ на ее вопрос:

— Не забывай, что я лишь наполовину француз. Возможно, я и унаследовал французскую надменность, но мне не хватает врожденной тонкости. — Он небрежно пожал плечами. — Я полукровка. Помни это. Полукровки не придерживаются правил, если их вынуждают к борьбе.

Он пристально взглянул в напряженные черты красивого лица девушки. Да, ему придется использовать все средства, чтобы победить это опасное чувство, неожиданно понял Жан.

— Ешь, — холодно скомандовал он. — Моя служанка приложила немало стараний. Давай отдадим ей должное.

Лора не была голодна. Она солгала. Кстати, почему Жан неожиданно стал проявлять неприязнь к ней, перестал флиртовать и поддразнивать ее? Если ее присутствие уже раздражает его, если она ему наскучила, то, возможно, он с радостью позволит ей завтра уехать отсюда — сразу после того как они покончат с делами?

Эта мысль должна была бы успокоить Лору, но почему-то этого не случилось. Она почувствовала себя обиженной. Лора сквозь слезы смотрела на разложенные на тарелке тонкие ломтики ветчины, оливки и анчоусы. Заставив себя съесть несколько ломтиков ветчины, Лора запила их несколькими глотками вина. Когда служанка с гордостью принесла следующее блюдо — нарезанную маленькими кусочками баранину с розмарином, Лора едва притронулась к нему.

Молчание за столом становилось почти непереносимым. Лора начала просто задыхаться в этой гнетущей тишине. Любой разговор был предпочтительнее, и она, набравшись решимости, спросила:

— У вас много родственников во Франции, кроме вашей двоюродной сестры?

— Куча, — коротко ответил Жан, нетерпеливым жестом отодвигая от себя тарелку с недоеденной пищей и выпив залпом бокал вина.

Но Лора продолжила расспросы, подталкиваемая подсознательным желанием узнать о нем как можно больше:

— Вы часто встречаетесь с ними? Вы родились во Франции?

Легкое вино развязало ей язык. Она хотела знать детали и подробности его жизни, понимая, что никогда не сможет расспросить о нем у сестры. Это было бы слишком тяжело. Она постарается как можно реже встречаться с ними обоими после их свадьбы, во всяком случае, до тех пор, пока боль в ее сердце немного не утихнет.

— Как много вопросов! — сказал Жан слегка смягчившимся голосом. — Я родился в этих краях… — Он махнул рукой в сторону простиравшейся внизу долины, где россыпи точечных огоньков указывали на существование маленьких поселений. — Иногда меня тянет сюда…

— Вы бы хотели снова поселиться здесь? — предположила Лора, услышав в его голосе нотку грусти.

— Со временем, возможно, да, — сказал он.

Видимо, после года или двух совместной жизни с Кэтрин, решила Лора, когда они соберутся завести детей. Это было разумно. И больно. Невыносимо больно…

— Мой отец, возглавлявший банк, основанный еще моим дедушкой, женился на девушке из английского аристократического рода… — Рассказывая о своем происхождении, Жан старался смотреть в сторону, избегая взгляда больших зеленых глаз своей гостьи. Впрочем, разговор о семье был достаточно нейтральной темой. Это было легче вынести, чем молчание, а информация, которую он сообщил, была достаточно невинной. — Моя мать так и не прижилась во Франции, и после смерти отца мы переехали в Лондон. С тех пор она ни разу не была здесь…

— Сколько же лет вам было, когда умер ваш отец? — спросила Лора.

Она была рада, что Жан не смотрит на нее. Это давало ей возможность без опаски наблюдать за ним, изучая черты худощавого смуглого лица — мужественный подбородок, твердый, но в то же время чувственный рот, темные шелковистые волосы. Ей хотелось запечатлеть его образ в своем сознании, сохранить в тайниках своей души, потому что образ — это все, что у нее останется. Сам этот мужчина ей не принадлежит.

Жан бросил на нее беглый взгляд, и она тут же опустила глаза.

— Тринадцать, — сказал он, отвечая на ее вопрос. — Меня отправили учиться в английский колледж. Единственная уступка, которая была сделана моему французскому происхождению, — это обещание, что я пойду по стопам отца в своей карьере.

Жан понял, что сделал ошибку, посмотрев на нее. Ведь повернувшись к Лоре, он уже не мог оторвать глаз от ее бледного лица, роскошной косы. Золотистый свет фонарей мягко вырисовывал контуры ее ярких губ и нежного подбородка, падал на гладкие обнаженные плечи, подчеркивая глубокую соблазнительную тень между грудями. Ее прекрасные глаза казались бездонными…

Жан мысленно застонал, проклиная себя за то, что он сделал. Он пробудил в ней женщину, не предполагая, что вся сила проснувшихся чувств выплеснется на него самого.

И бог свидетель, эти чувства были взаимными!

Он должен убить в себе это влечение, пока не поздно. Ради нее… Жан закусил губу, на его щеке дрогнул мускул. Ему будет больно так же, как и ей… но…

— Хочешь узнать что-нибудь еще? — хрипло спросил он. — Размер ботинок, которые я носил в десятилетнем возрасте? Когда меня вынули из пеленок? Когда отняли от груди? — Он залпом осушил второй бокал и со стуком поставил его на стол. — Если нет, то может быть, мы прекратим разговор? Он мне наскучил.

На мгновение Лора застыла, не в силах поверить тому, что услышала. Никогда раньше она не испытывала такой душевной боли. Убаюканная его спокойным и дружелюбным рассказом, почти растаявшая в обстановке интимного уединения, на несколько волшебных мгновений она почувствовала, что невидимые силы притягивают ее все ближе к нему, что она растворяется в нем, становится частью его…