к себе. Против такого аргумента достойных возражений у нас не нашлось, и мы всей толпой перебазировались к радисту на две палубы выше. С этого все и началось. У радиста, кроме присутствующих в каюте двух его друзей, второго радиста и радионавигатора, оказалось много джина и коньяка. Увидев это, Денис начал частить и события вышли из-под контроля. Когда мы уже почти прикончили запасы радиста, в двери, как по волшебству, появился Коля и пригласил всю веселую компанию к себе. «Компания» плавно перекатилась на три палубы ниже и с этого момента я уже смутно помню, как развивались дальнейшие события. Помню, как очутились у Коли в каюте. Кто из наших дошел, помню плохо, но кажется, кроме Оли, какое-то время были все. А потом все, провал, с отрывочными и тяжелым воспоминанием видения своего туалета ночью.

На утро, 9 марта, сквозь сон слышал приглашение на завтрак, но даже сама мысль о том, чтобы встать и пойти на завтрак показалась мне тошнотворной. И можно представить мои чувства, когда около 9 часов утра в каюту врывается Инна и сообщает: «Сережа, дали добро на ваш полет на станцию, поднимайся, вертолет сейчас уходит». Могу сказать совершенно точно, что это было худшее, что до сих пор со мной здесь случалось. Это было просто из ряда вон. Я думал, что умру. Но вот что значит выучка, вбитая в меня за годы экспедиций моими суровыми учителями: как бы ты ни напился с вечера, но если на следующий день есть работа, ты должен встать и сделать ее. Я почти ничего не соображал в этот момент. Во мне чуть теплилась только рефлекторная деятельность (спинной мозг, как видно, еще работал и принял на себя функции головного мозга). Эти рефлексы вынудили меня подняться, и молча начать сборы — говорить сил не было. К счастью, рефлексов хватило еще и на то, чтобы забрать свою сумку со сменой белья, обуви и дополнительными чистыми вещами. Увидев меня на палубе, Инна тихо ойкнула и побежала в каюту за банкой пива. Очевидцы уверяют, что цвет моего лица был, в тот момент, землисто-зеленый. Перед посадкой в вертолет единственно, что я смог сказать это: «Как можно так издеваться над живыми людьми». Почти в таком же состоянии под руки ввели в вертолет и Дениса Айбулатова. Николая поднять не смогли, он заперся в каюте и до него не достучались. Как долетели, помню плохо, как высаживались тоже. Войдя в столовую, помню, спросил у Киселева, а есть ли у них здесь комната отдыха. Он посмотрел, на меня как на идиота, и ничего не ответил. Саша Коцуруба, находившийся на станции со времени нашего первого посещения 6 марта вместе Петром Богородским и Андреем объяснил, что не то, что комнаты отдыха, а просто угла своего нет. Станция законсервирована и обогреваются только столовая с кают-компанией и еще какой-то домик, где ночуют те, кто готовит станцию для зимовки в следующем году. Они же сами ночуют в столовой, сдвигая перед сном столы и стулья. Кстати говоря, все эти дни они дежурили по кухне.

Кроме нас с Денисом на станцию прилетели еще двое: Наиль Мухамадиев — специалист по выживанию, боевым искусствам, безграничному трепу и эколог по совместительству, такой же, как и мы сезонник. В помощь ему был придан Юра Мизин, эколог, который собирается зимовать на Мирном. Улетая, вертолетчики сообщили, что прилетят обратно в 5 вечера, и чтобы мы были готовы к этому сроку. Учитывая наше плачевное физическое состояние и полный упадок сил, я принял решение идти на озеро сразу. Объем работ был не совсем ясен (глубина льда и как он будет буриться), путь был не близкий, а времени до возвращения вертолета оставалось не так много. Взвалив на себя бак, бидон, бур и батометр с ведром мы побрели на озеро Глубокое, куда и добрались за полчаса, встречая по дороге одиночных пингвинов Адели и небольшие их колонии, до 20–30 особей. Прошли по льду примерно на середину озера и после короткой передышки, в 10:30 начали бурить первую дыру. Бурили с Дэном по очереди. Тот же, кто в данный момент не бурил, в полубессознательном состоянии раскинувшись лежал на льду.

Пока бурили, к нам два раза подходил маленький любопытствующий пингвин Адели — наверное разведчик. Название этим пингвинам дал в ХIX веке французский исследователь Антарктики Дюмон д’Юрвиль, в честь своей жены (интересно, как она к этому отнеслась?) Её именем он назвал и район западной Антарктиды, где высадился — Земля Адели. В честь этого исследователя названа французская научная станция, где сейчас, между прочим, располагается Южный магнитный полюс Земли. Пингвины Адели раза в два меньше императорских пингвинов, хотя отдельные индивидуумы вырастают почти до 70 см. Наш пингвин решил вероятно обозреть свои окрестности и посмотреть, что на его территории делают странные чужаки. Первый раз, он подошел к нам спереди примерно метров на двадцать, постоял, поизучал нас в течении пяти минута, а потом неторопливо направился в перевалку к своему небольшому, в 5–7 особей, семейству, которое расположилось среди камней, метрах в ста от нас на берегу озера. Мы их как-то сразу и не заметили. Второй раз он подошел к нам опять метров на 15–20, но на этот раз сзади, опять постоял немного и дальше пошел к своим. В это день пингвины оказались не единственными визитерами. Я бурил лунку, как вдруг Денис закричал: «Сергей Борисович, смотрите, вверху!», я поднял голову и увидел буквально в метре над собой здоровенного поморника, зависшего над моей головой и еще одного над ним. Я замахал руками, и они, поднявшись чуть выше, сделали несколько кругов и улетели. Потом они прилетали еще пару раз, и на этот раз зависали над Денисом, когда мы двинулись на станцию обедать. Что это было, атака или попытка поближе познакомиться с интрудерами на своей территории, мы так и не поняли, однако заметили другой интересный факт. Как только над озером появлялись поморники, наше маленькое семейство пингвинов Адели тут же сбивалось в плотную кучку. Когда же поморники улетали, пингвины опять разбредались. Из этого мы заключили, что пингвины с поморниками не очень-то дружат и последние представляют для них угрозу, несмотря на заверения нашего эколога Юры Мизина, что поморники не хищники, а падальщики.

Когда мы пришли к обеду на станцию, около часа дня, все наши