Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Милый, — сказала Алисия сквозь зевоту, — все-таки стоит загнать нашего Рогзи под навес к хозяйским лошадям. На улице так пасмурно и мокро…
— Конечно, — согласился я. — Я спущусь и сделаю это, а заодно узнаю который час. Полежи еще немного в кровати.
Я вышел на лестницу, на ходу соблазнившись желанию заглянуть в приоткрытую дверь в комнате Рикки. Парень спал, лежа на другом боку спиной ко мне. Я видел лишь его светлую растрепанную шевелюру, покоящуюся на подушке. Я прошел к лестнице. Внизу никого не было, но из кухни доносилась возня. Наверное, уже кем-то готовился завтрак. Часы над камином показывали семь пятнадцать утра. Было еще очень рано. Еду подадут не раньше, чем через час с небольшим.
Улица встретила меня дождевой свежестью и прохладой, пробирающей до костей. Хорошо, что помимо своей одежды я накинул еще и теплый халат. Я завернул за угол таверны и из моей груди вырвался неконтролируемый крик ужаса! У меня тут же закружилась голова, и я упал на одно колено, словно подкошенный. В нескольких шагах впереди невидящими глазами, отдающими мертвенной синевой, на меня глядел Рогзи. Точнее одна лишь его голова, насаженная на рукоять вил, глубоко загнанных в землю. Из его раскрытой пасти торчала кукла тряпичного медведя. Запекшаяся кровь Рогзи раскрасила куклу и мелкую сорную траву внизу под вилами багряными цветами. Тело же бедняги Рогзи недвижимой мясной тушей покоилось у боковой стены навеса, распластавшись на охапке алеющего сена. Еще два жеребца хозяев привалились к дальней стене стойл и тяжело дышали. То ли от страха, то ли от боли, хотя я не заметил на них явных ссадин и ран. Повозка рядом оказалась перевернутой, и наш театр вместе с куклами был беспорядочно разбросан по земле.
Я вновь закричал, не в силах подняться на ноги. На мой крик тут же выбежала Алисия, а следом за нею Тодд. Лишь коснувшись моего плеча, Алисия увидела тот же ужас. Она вскинула руки к небу. Я заметил, как закатились ко лбу ее глаза, и Алисия рухнула прямиком мне в трясущиеся ладони. Мы повалились оба навзничь. Меня все сильнее бил озноб, и я не мог контролировать свое тело, отбивающее дробь всеми косточками.
Тодд загородил мне обзор кровавой расправы своей громоздкой фигурой и приложил все усилия, чтобы помочь подняться мне и Алисии, повисшей у меня на руках без сознания. Благодаря Тодду я смог встать на ноги, и он помог мне внести в таверну Алисию и уложить ее в кровать в нашей комнате. Она все еще пребывала в обмороке и была неестественно бледна. Я приоткрыл окно и плюхнулся в кресло.
— Скажи мне, Тодд, — я смотрел ему в глаза сквозь пальцы руки, которой я прикрыл свое лицо, как это обычно делают при головной боли. А голова у меня действительно разболелась. — Что за дьявольщина поселилась в этих краях? Кто мог сотворить такое с нашим Рогзи?
— Я предупреждал вас, мистер Ларсон, — смиренно, словно чувствуя за собой вину, проговорил Тодд. — Ночь опасна.
— Я думал, что все это ваши шуточки, черт бы вас побрал! — сам того не осознавая, я перешел на крик. — Для развлечения крепких на нервы постояльцев. Вы…
— Вы разбудите свою жену, мистер Ларсон, — назидательно сказал Тодд, приставив палец к губам. — Успокойтесь. Мы можем поговорить в спокойном тоне. Я понимаю ваше негодование и… горе. Однако, что случилось, то случилось.
— Вы правы, — вздохнул я. — Теперь ничего нельзя изменить. Нужно было еще вчера убраться отсюда.
— Но ваш брат…
— Не говорите о моем брате! — вновь вспылил я, но тут же осекся. — К тому же вы обещали передать ему мою записку…
— Конечно. И… я позабочусь о… Рогзи. Уберу это со двора…
В этот момент Алисия с трудом заморгала глазами и приоткрыла веки.
— Ларри, — тихо позвала она меня, и я тут же подскочил к ней, не договорив с Тоддом.
— Дорогая? Как ты?
— Я хочу домой, Ларри. Давай запряжем Рогзи, как раньше, и вернемся в наш светлый, хоть и маленький домик. Да? — Алисия устало глядела не на меня, а в потолок.
— Тебе не стоит переживать об этом, милая. Я сделаю все, что смогу. Но тебе пока нужно лежать. Я принесу в постель завтрак, хорошо?
— Я совсем не хочу есть, Ларри, — в голосе Алисии дрогнули тоненькие струнки, и она вдруг зашлась плачем. Она приподнялась на локтях, схватила меня за воротник и притянула к себе. Обняла и разрыдалась еще больше. — Давай уедем. Пожалуйста…
Тодд, который наблюдал нас, стоя у двери, печально склонил голову вниз. Затем покинул комнату, прикрыв за собой дверь. Я взглянул ему вслед. Мне отчего-то не верилось в его искренность. Наверное, я стал слишком недоверчив к людям. Даже когда они предлагают свою помощь.
Все утро я успокаивал Алисию. Мне тоже не хотелось есть. Ближе к обеду я спустился вниз. Из кухни привычно доносились удары ножа о разделочную доску. Я нырнул под лестницу и заглянул в дверной кухонный проем. За полками, заставленными банками с различными ингредиентами, я не видел, что готовил Тодд, но свои кулинарные секреты он явно выдавать не собирался. Лишь завидев меня, он с металлическим грохотом бросил из рук столовые приборы и торопливо вышел мне навстречу, загородив собой узенький проход в помещение.
— Ну? — спросил он. Вышло у него это «ну» не слишком любезно.
— Я хотел попросить об одной услуге, Тодд, — сказал я и почему-то перешел на «ты». Наверное, я пытался разглядеть в нем единственного на тот момент приятеля, друга, способного решить все проблемы. — Не мог бы ты отвезти нас с Алисией в город. Тем же способом, что и тело доктора Моллигана. В повозке.
— Мертвых что ли? — хохотнул Тодд, не обращая внимание на мое удрученное состояние. Видимо, он уже забыл об утренних злоключениях. Странно…
— Нам нужно в город. Уехать отсюда. Ты же видел, насколько плоха Алисия, — я простил ему его злую шутку, стараясь сохранять в себе силы говорить спокойно.
— На чем же я вас отвезу? — подбоченился Тодд. — Мои жеребцы отравлены страхом. Они еле стоят на ногах. Они себя поднять не могут, не говоря уже о том, чтобы доволочь людей с их скарбом. Нет, об этом и речи быть не может. Придется вам погостить у нас еще несколько дней.
— Мы не можем оставаться здесь. Слишком много…
— Смертей? Ты это хотел сказать? — Тодд тоже оставил свои манеры, но вряд ли из тех же внезапных дружеских чувств. Скорее, он был чем-то разгневан, хоть и старался сдержать свой горячий пыл. — Послушай, парень. Я родился и вырос