Задумавшись, я не сразу заметил, что из темноты выплывает встречный вагон. Значит, мои пассажиры причаливают к "Кругозору". Ярко-красный экипаж, раскачиваясь, вошел в проем между платформами. Я поставил рычаг в нейтральное положение и снова взялся за телефон. Безрезультатно!

Ладно! – успокоил я сам себя. Через торцевое окно они сами выберутся на платформу, и на станции найдут приют. Не дети! В конце-концов, там двое взрослых мужчин.

Необходимость выходить сейчас на мороз, под порывы ледяного ветра, отравляла сознание, но я не стал тянуть время, наступив на горло минутной слабости. Больше всего сейчас меня беспокоила судьба Мэд. Перед старым Гельмутом я отвечал за девушку головой. Даже если это сказано слишком громко, то гонораром – это уж точно.

Я уже готов был выйти из диспетчерской, как уловил едва различимый звук. Мне показалось, что в коридоре скрипнула дверь. Идиот! – мысленно выругался я, вытаскивая из-за пояса топор. Надо было проверить комнаты, прежде чем заходить в диспетчерскую.

Еще некоторое время я прислушивался к тишине, прижавшись ухом к щели, затем приоткрыл дверь, осмотрел пустой коридор и, держа топор на уровне груди, медленно пошел вперед. Со стороны я, должно быть, выглядел достаточно комично и напоминал Чингачгука, телодвижениями рассказывающего соплеменникам о своих подвигах. Если террористы все же спрятались в комнатах станции, то уже пора было готовиться достойно принять грудью порцию свинца. И все же у меня была слабая надежда, что на станции кроме меня и перепуганного до смерти техника нет никого.

Я дошел до середины коридора, остановился, затаил дыхание, превратившись в одно огромное ухо. Казалось, что стук моего сердца эхом отзывается в конце коридора. Прошла минута, другая… За моей спиной тихо скрипнула дверь и тотчас захлопнулась.

Круто повернулся на пластиковых каблуках, подскочил к двери, ткнул в щель лезвие топора, но дверь была не заперта, и я распахнул ее настежь. На какое-то мгновение я увидел два глаза с застывшем в них ужасом, а затем мне в лицо полетела подушка, и я неловко шлепнул ее топором.

– Между прочим, – заметил я, поднимая подушку с пола, – это имущество числится за управлением канатной дороги.

На кровати, забившись в угол и накрывшись одеялом, сидела Лариса.

– Это ты! – с облегчением прошептала она, вскочила и кинулась мне в объятия. – Наконец-то! Я уже схожу с ума!

– Все нормально, – ответил я, покрывая ее лицо поцелуями. – Все идет по плану. Ничего не бойся… Ты отлично сыграла свою роль!

– Да, да! – шептала она, ощупывая меня, словно хотела найти травмы. – И эти тоже… Нет, мы никогда не умрем с голода, нас всех возьмут в театр…

Она тихо смеялась, но смех был нервный. Я пошарил рукой по стене в поисках включателя.

– Не надо света! – взмолилась Лариса.

– Чего ты боишься? – задал я глупый вопрос. – Кто-нибудь еще, кроме нас, есть на станции?

– Не знаю… Наверное никого. А меня они оставили. Я подумала, что так даже будет лучше.

– А остальные? Немка и этот… очкарик?

– Они на кресельной канатке поехали выше.

Значит, террористы уже на ледовой базе, подумал я.

– Я могу отправить тебя вниз, на "Кругозор". Там безопаснее, – предложил я.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Я хочу быть ближе к тебе.

– Я сам не знаю, где буду завтра.

– Тогда я поднимусь на Приют. Там встретимся.

– На Приюте сейчас полно альпинистов. Боюсь, что они станут ухаживать за тобой.

Она снова принялась меня целовать и шепотом повторяла:

– Пусть ухаживают, какая все это чепуха! Главное, чтобы с тобой все было в порядке.

10

Если судить по взятому темпу, думал я, бандиты могли не остановиться и на ледовой базе. Неужели они погнали заложников еще выше? Обоих или все же оставили Мэд с дедом?

Я прошел по скрипучему снегу до фанерной постройки с кассовым окошком, перилами и дверью, ведущей на посадочную площадку к креслам. В стылом воздухе, как стая фантастических птиц, покачиваясь, поскрипывая, двигались одиночные кресла. Левая стая плыла в мою сторону, ныряла под козырек, лязгая металлом разворачивалась по вращающемуся валу и, снова выстраиваясь в цепочку, плавно летела над склоном вверх.

Я прошел на посадочную площадку, встал на рифленный металлический квадрат, слегка согнул ноги. Сзади подплыло кресло, мягко ткнуло под зад, и меня потащило вверх. Я сел удобнее, накинул страховочную цепочку. Через минут пять я спрыгнул на платформу, отпуская свою красную птицу в обратный путь, и стал подниматься по вырубленным в снегу ступеням на взлет. Если они ушли, то куда? – думал я, помогая себе топором, как айсбайлем. Ближайшее место, где можно переночевать – Приют Одиннадцати на высоте 4200. До него час ходу по тропе, пробитой альпинистами в глубоком снегу. Но тропу наверняка занесло снегом, заблудиться или угодить в трещину – проще простого. А впрочем, террористы – люди отчаянные, их риск окупается миллионом долларов, который им передала служба безопасности. Я остановился, успокаивая дыхание. К высоте трудно привыкнуть. Дышишь – и надышаться не можешь. Недостаток кислорода особенно ощущаешь при хорошей физической работе. Холодная металлическая стена кухни, к которой я прислонился лбом, остудила распалившееся чело. Я сорвал с крыши сосульку и с хрустом разгрыз ее. Сейчас, досчитаю до двадцати – и пойду, думал я.

Осторожно заглянул за угол кухни. Хорошо утоптанная минувшим вечером снежная площадка между бочками, кухней и моим вагончиком сейчас была покрыта толстым слоем рыхлого снега. Несколько темных цепочек следов пересекали ее крест-накрест. В кухне было темно, в моем вагончике – тоже. В бочке Гельмута горел свет.

Я пригнулся и быстро пересек площадку, нырнув в плотную тень моего вагончика, прижимаясь к стене, обошел вокруг и замер у двери. Так и есть, замок сорван. Грубая работа, петля вырвала довольно крупную щепку. Приоткрыл дверь, скользнул в щель.

В полной темноте я мог только расквасить себе лицо, тыкаясь, как слепой котенок, в стены и шкафы. Пришлось рискнуть – на несколько секунд чиркнуть зажигалкой. Прикрывая пламя рукой, я быстро осмотрел свое жилище и был приятно удивлен: террористы, если и похозяйничали в моих аппартаментах, то сделали это интеллигентно. Во всяком случае, мебель стояла на своих местах, книги – на полках, кровать застелена, на столе – мой привычный бардак.

Я подсел к радиостанции и загасил огонь зажигалки. Провел рукой по крышке корпуса – наушников нет. Нашел их за тыльной стенкой. Я никогда туда их не клал, значит, станцией кто-то пользовался. Нащупал тумблер включения, щелкнул раз, второй – станция молчала. Проверил наощупь гнездо