увереннее и, чуть согнув ноги в коленях, принял бойцовскую стойку.

Когда Череп оказался в пределах досягаемости, Жиган резко выбросил руку вперед. Жесткое, словно лист жести, ребро ладони рубануло по кадыку нападавшего.

Череп остановился, схватившись за горло. Его враз посиневшие губы страдальчески искривились. Розовая пена потекла на подбородок отморозке. С закатившимися глазами Череп грохнулся наземь, пробуя затылком на прочность бетонный пол.

Следом за ним Адольф схлопотал удар ногой в грудную клетку. Удар был настолько силен, что Адольф, казалось, сложился пополам. Буквы татуировки вдруг слились в единую синюю надпись, а имперский орел опустил крылья.

— Я устрою тебе Курскую дугу, — рявкнул Жиган, добивая скина.

Он не щадил подонка, разукрасившего свое тело фашистской символикой. Адольф катался по полу, словно мяч. Удары загнали его под шконку, пока друзья не пришли на помощь.

Очухавшийся Мустафа попробовал застать противника врасплох. Напал со спины, но получил зубодробительный отпор. Сплевывая массу из слюны, крови и осколков зубов, зэк мотал головой, словно разъяренный бык, пока не получил новый удар в переносицу.

Примерно по такой же схеме прошла разборка с Черепом. Сбитый с ног ловкой подсечкой, он попытался подняться. Но, поскользнувшись в луже крови, растянулся в полный рост. Подпрыгнув, Жиган приземлился у него на груди. Череп засипел, выкатив глаза:

— Пощади!

А вот с Черкесом пришлось повозиться. Вооружившись заточкой, сделанной из алюминиевой ложки, тот направился к Жигану, намереваясь отомстить за друзей. Узкая полоска металла, острая, будто бритва, матово отсвечивала в руках азиата. Откуда он вытащил заточку, Жиган в пылу схватки не заметил.

— Сейчас я тебе уши отрежу! — сопел Черкес, перешагивая через тела товарищей.

Не желая упустить предоставленного судьбой шанса, он пнул неподвижного Адольфа. Скин застонал, свернувшись в клубок.

— Смотри, дружок, не поранься своей зубочисткой, — предупредил, сдав назад, Жиган.

Сделав обманное движение в сторону, он ринулся к врагу. Описав дугу, лезвие рассекло воздух у него возле виска. Но Жиган уже успел перехватить запястье Черкеса.

— Брось перо, дурак. Лучше будет, — свистящим шепотом произнес Жиган, выкручивая руку врага.

Резко развернувшись, он оказался за спиной у азиата. Его пальцы по-прежнему сжимали запястье Черкеса. Поддав противнику коленом под зад, он подтолкнул его к стене и свободной рукой впился ему в шею. Он слышал, как хрустнули шейные позвонки азиата. В следующий момент резкими толчками Жиган познакомил физиономию Черкеса с шершавым бетоном. Когда голова бандита безвольно повисла, а на стене отчетливо проявилось кровавое пятно, Жиган отпустил его.

Черкес с глухим стуком повалился на пол.

Подобрав выроненную им заточку, Жиган обошел поле боя.

Казалось, камера превратилась в скотобойню. Повсюду алели лужи крови, а отморозки походили на сорвавшиеся с крюков говяжьи туши. Бандиты корчились и стонали, куда девалась их спесь?

Такого посетителя пресс-хата видела впервые.

Подойдя к Мустафе, Жиган поднял его голову. Разомкнув полные ужаса глаза, отморозок смотрел на узкое лезвие заточки. Поместив заточку между пальцами, Жиган незаметным движением согнул мягкий металл в дугу. Затем, без видимых усилий, превратил дугу в узел и продемонстрировал главарю отморозков.

— Скажи своим шестеркам, что я мирный парень, — вкрадчиво произнес Жиган. ~ Но если кто-нибудь дернется, ноги на затылке завяжу. А ты, урюк, в первую очередь за стаю ответ держать будешь. Замутишь еще раз, хавальником разбитым не отделаешься. По полной за беспредел ответишь. Въехал, тварь?

Жиган встряхнул голову отморозка. Тот в знак согласия смежил веки.

Переступая через поверженных врагов, Жиган направился к шконке. Расположившись на лучшем месте, лег, положив руки под голову.

«Сегодня меня никто не потревожит… Мне бы хоть день выстоять да ночь продержаться. Ничего, прорвемся…» — думал он, разглядывая разводы на потолке.

Следующая встреча следователя с владельцем страховой компании состоялась в облюбованном кафе на набережной. Тихое и уединенное место, приглянувшееся Колесникову, настраивало на романтический лад. Возле столиков шелестели плакучие ивы, а плеск воды действовал умиротворяюще.

Нервы у обоих мужчин были на пределе.

Петрушак, вызванный по телефону, прибыл первым. Он уже пропустил порцию пива «Хайникен» и приступил к антрекоту, когда к кафе подъехал черный «СААБ». Колесников вышел один, оставив охранников в машине.

— Приветствуем, Геннадий Семенович, — протягивая широкую, словно лопата, руку, поздоровался он.

— Здравствуйте, — вытирая жирные губы салфеткой, ответил, вставая, Петрушак.

Заказав кофе и баночку кока-колы, Колесников прикладывался то к чашке, то к баночке. Заметив удивленный взгляд следователя, пояснил:

— Приучился запивать кофе колой на одном испанском курорте. Сначала очень не понравилось, а потом оценил по достоинству оригинальное сочетание горечи кофе с прохладной сладостью колы. Хотите попробовать?

Кисло улыбнувшись, следователь отказался:

— Мне эти фокусы не по нутру. У вас, богатых, свои привычки. А мы привыкли жить по старинке. Плотное мясное блюдо да под пивко — что может быть лучше?

Подцепив вилкой кусок мяса, Петрушак самозабвенно зачавкал. Он преднамеренно тянул время. Сказать щедрому клиенту пока было нечего. Деньги, полученные от Колесникова, оказались неотработанным авансом. При одной мысли, что деньги, возможно, придется вернусь, Геннадия Семеновича начинало мутить. Он уже спрятал стопку купюр во вмонтированный в стену сейф, своего рода домашнюю казну, сокровищницу, радовавшую глаз.

Колесников невесело усмехнулся:

— Не люблю когда прибедняются, Геннадий Семенович. Впрочем, это национальная русская черта. Неприлично быть богатым, когда народ страдает от нищеты. А то, что половина этого народа предпочитает жрать водку и ничего не делать, — в порядке вещей?!

— Да, да… вы во многом правы, — глотнув пива, поддакнул Петрушак.

Глава компании, увлекшись, продолжал развивать понравившуюся мысль:

— Так удобно быть нищим. Обижаться на весь мир. Ничего не предпринимать, чтобы вытащить себя из грязи, и при этом с горя хлестать водочку. А потом, нажравшись, распустить сопли и ныть, что разворовали и распродали Россию. А может, лучше ее распродать и разворовать, чем пропить.

— Возможно, — откликнулся следак, не переставая жевать.

Официант не забыл о щедрых чаевых, и буквально порхал вокруг столика, то и дело меняя пепельницы и осведомляясь «чего изволите».

Колесникову надоела его назойливость, и он рявкнул:

— Мальчик, свободен!

Согнувшись в полупоклоне, официант удалился и устроился возле стойки, продолжая издали наблюдать за щедрым клиентом.

Слегка вздрогнув от окрика, Геннадий Семенович поперхнулся. Он долго кашлял, не удосужившись прикрыть рот рукой. Следак побаивался людей типа Колесникова. У тех хватило решимости сколотить состояние и стать относительно независимыми. А Геннадий Семенович вечно от кого-то зависел. Вот и отыгрывался на подследственных.

Дождавшись, пока следак справится с приступом кашля, Колесников задал вопрос:

— Ну, и каковы результаты?

Вопрос подразумевал четкий и конкретный ответ, а у следователя его не было, и он сосредоточенно разглядывал содержимое тарелки

Молчание