Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Тому было невтерпеж продолжить игру, поэтому он в знак протеста кричал, пока мать намазывала его кремом.
— Ты обгоришь на солнце и потом будешь плакать, с притворной суровостью сказала она ему, когда он попытался вырваться. Внезапно Том замер, явно увидев что-то, и засунул большой палец себе в рот. Этот жест всегда означал, что малыш видит незнакомых людей.
Незнакомые люди? У Элли по спине побежали мурашки.
Даже не оборачиваясь, она уже догадалась, кто пришел.
Кто же еще, если не Реми?
Она не слышала его шагов. Реми, как и два года назад, проник в дом Мадлон без приглашения. И вот теперь он стоит всего в нескольких метрах от Элли, сжав кулаки, и смотрит на нее и Тома.
Элли испугалась не на шутку. Она инстинктивно очень крепко прижала к себе Тома, и он возмущенно запищал.
— Что… Что ты здесь делаешь? Что ты хочешь? — запинаясь, спросила она.
Голос Реми был настолько резким, что его трудно было узнать:
— Я-я… потому что…
Он, не отрываясь, смотрел на Тома так, будто внезапно увидел своего двойника или свое отражение в зеркале.
— Я хочу, чтобы ты ушел, Реми. — У нее пересохло в горле.
Реми не двигался с места, зато Том, наконец, вырвавшись из материнских объятий, заставил ее поставить его на землю. Ребенок проковылял по траве к молчаливому незнакомцу, схватил его за брючину, чтобы сохранить равновесие, и, подняв голову, рассмеялся, глядя в его суровое лицо.
Реми, наклонившись, взял его на руки и прижал к себе. Закрыв глаза, он коснулся загорелой щекой темноволосой головки ребенка.
Элли задрожала.
— Реми, — хрипло произнесла она. — Реми, отдай мне его, прошу.
Внезапно обессилев, Элли опустилась на колени, потом снова поднялась на ноги. Она уже пожалела о том, что на ней надето всего лишь бикини.
Помолчав, она снова заговорила:
— Реми…
Ее голос сорвался. Наступило, казалось, бесконечное молчание. Элли слышала стук своего сердца. Реми поднял голову и посмотрел на нее. Она сделала несколько шагов назад, испугавшись его взгляда, и даже вытянула перед собой руки, будто защищаясь, хотя Реми не двигался с места.
Он заговорил тихим голосом:
— Значит, у меня есть сын. — Он помедлил. — И когда именно вы намеревались сообщить мне об этом, мадам?
Элли внезапно почувствовала тошноту от нахлынувшего страха и волнения, но заставила себя с вызовом вздернуть подбородок.
— Я не намеревалась это делать.
— Ага! Наконец-то ты перестала лгать. Что ж, поздравляю с таким достижением.
— Я думала, что больше никогда тебя не увижу. Мы вчера окончательно попрощались, забыл?
— Я ничего не забыл. Кстати, почему ты не сказала мне о ребенке вчера? — (Она сжала зубы.) — Зачем ты молчала?
Том поднял голову и захныкал:
— Мама…
— Мы напугали его. — Элли подошла ближе. — Отдай его мне, прошу.
— Он просто устал, — отрезал Реми. — Но ты права, нужно унести его отсюда. Покажи, где он спит.
Элли помедлила, потом неохотно повела Реми в дом. Мы были любовниками, подумала она, и два года назад он нес вверх по лестнице меня в ту же самую спальню. Теперь несет нашего сына, но мы — враги.
На какое-то мгновение Реми задержался на пороге, узнав комнату. Выражение его лица стало каменным, когда он посмотрел на кровать.
Взяв себя в руки, Реми вошел в спальню, осторожно уложил Тома в кроватку, несмотря на его громкие протесты. Он что-то тихо сказал ребенку на французском языке, и тот успокоился, снова засунув большой палец в рот.
Элли отвернулась, чувствуя, как сдавило горло. Схватив халат, она надела его. Нельзя же стоять почти обнаженной перед Реми. В бикини она ощущала себя уязвимой, а для дальнейшего разговора, который явно состоится, ей требовались выдержка и уверенность. Она поспешно запахнула халат и завязала пояс.
Реми выпрямился и оглянулся, а она направилась к двери, спотыкаясь.
Он насмешливо произнес:
— Вы дрожите, мадам. Думаете, вам угрожает опасность? Неужели считаете, что я хочу убить вас за то, что вы сотворили?
— Нет, — ответила она, думая, что смерть для нее оказалась бы лучшим выходом из сложившейся ситуации.
Элли вышла из комнаты, спустилась по лестнице и поспешила в сад. Реми следовал за ней. Повернувшись, она посмотрела на него решительно.
— Как его зовут? — почти небрежно спросил он, но Элли не повелась на это.
— Его зовут Томас, — четко произнесла она. — Томас Марчингтон. Если быть совсем точным, то сэр Томас Марчингтон.
Реми нахмурился:
— Он унаследовал титул твоего мужа?
— Да, — подтвердила она. — Он также наследник усадьбы, земель и целого состояния. Он очень богатый малыш.
— Бог мой! — прошептал Реми. Какое-то мгновение он молчал. Казалось, что ему трудно говорить. — Значит, ты умышленно обманула этого мужчину, я имею в виду твоего мужа? Он думал, что ты родила ребенка от него?
— Нет! — отрезала Элли, ее голос дрожал. — Я не обманывала его, клянусь. Ты должен мне поверить.
— С какой стати я должен верить твоим словам? Она вздохнула:
— Я объясню. Хьюго не мог стать отцом после того несчастного случая. Он знал об этом, но, страстно мечтая о рождении наследника семьи Марчингтон, согласился считать Тома своим сыном. — Она отвела взгляд. — В том, что у нас с ним не могло быть детей, он обвинял меня. Хьюго заявлял, что я неопытна в постели, поэтому не в состоянии довести его до возбуждения. Он ненавидел меня, хотя прекрасно знал о своей несостоятельности. — Элли облизнула пересохшие губы. В конечном счете я была доведена до отчаяния. Днем Хьюго меня игнорировал, а по ночам злился, обзывая непотребными словами.
— И вот тогда ты решила приехать сюда, чтобы использовать меня. — Реми отрывисто рассмеялся, отчего она почувствовала себя униженной. — Наконец-то нашелся влюбленный в тебя молодой жеребец, готовый помочь в решении проблемы с наследником.
— Нет! — в отчаянии крикнула она. — Нет! Я никогда так к тебе не относилась!
— Занимаясь сексом, мы не предохранялись, Элиз, ибо ты заявила, что обо всем позаботилась, — враждебно заговорил он. — Ты и тогда мне лгала. Элли изумленно посмотрела на него.
— Так ты о предохранении говорил, когда спрашивал, пью ли я таблетки? — Она обхватила пылающее лицо руками. — Я просто не поняла тебя и по глупости решила, что ты интересуешься, не больна ли я и хочу ли, чтобы ты продолжал начатое.
— Неплохое оправдание для того, кто жаждет зачать ребенка.
— Находясь в твоих объятиях, я не могла здраво мыслить.