Эйдриан понял намек и еще понял, что ему не удалось скрыть своего интереса к Эмме. А Хит продолжал:

— Моя сестра находит счастье в том, чтобы исправлять недостатки в поведении других.

— Надеюсь, она простит меня за вчерашнее, — с улыбкой сказал Эйдриан. А за прошлую ночь? Простит ли она его? И сможет ли он заставить ее поверить в то, что для него подобное поведение так же непривычно, как и для нее?

Хит пожал плечами:

— Она выглядела вполне спокойной за завтраком.

Эйдриан поерзал. Он чувствовал себя по-дурацки, потому что полулежал со скрещенными ногами, не помещавшимися на диване.

— Кстати, о завтраке. — Хит обратился к дамам: — У Волка голодный вид. Покормим его, чтобы поддержать силы перед визитом лекаря?

Эйдриан недовольно фыркнул и едва не сказал, что визит этого шарлатана ему не нужен. Но что-то его остановило. Он закинул руки за голову.

Он знал, что его остановило. Вернее, кто.

Если Эмме Боскасл необходимо расточать свою заботу на грубых, неотесанных субъектов, то в лице Эйдриана она нашла подходящую личность. Ему это совершенно необходимо, но согласится ли она? И каким образом попросить ее об этом, да так, чтобы она не отказалась и чтобы не оскорбить ее семью?

Эмма не могла сосредоточиться — лицо Эйдриана стояло у нее перед глазами.

Это неотразимое лицо. Как удивительно оно меняется! То холодное и жесткое, как у древнескандинавского бога, то веселое, когда он шутит, то потерянное, словно он заблудился в пути.

Эмма опустила глаза в учебник по этикету, который она только что громко читала, и не могла отыскать место, где остановилась. Да и вспомнить, про что читала, тоже не могла. Кажется, о манерах за столом. Это очень важно.

— Ворон считаете? — прервал ее мысли нахальный голос Харриет.

Эмма вздрогнула и вернулась к действительности. Дождалась! Теперь даже уличная девчонка делает ей замечание. Она прокашлялась.

— Учиться умению вести себя за столом надо буквально с рождения, — сказала она, переходя к хорошо знакомому предмету. — Прилежная няня не допустит, чтобы малыш ел яйцо без чистого льняного нагрудника. И даже совсем маленький ребенок должен научиться есть, не расплескивая суп.

Эмма замолчала, увидев, что одна из учениц вот-вот упадет со стула.

— Боже мой! Мисс Баттерфилд засыпает на уроке? Это недопустимо!

— Во всем виновата Харриет, — заявила другая девочка. — Она не дала нам выспаться.

Эмма захлопнула книгу.

— Эми! Эми!

Мисс Баттерфилд вздрогнула и очнулась. Остальные ученицы злорадно улыбались, слушая, как несчастная мисс Баттерфилд получает выговор от леди Лайонс. Если выговор делается не тебе, то это даже весело.

Эмма нахмурилась. Из головы не выходили карие глаза и чувственный рот. Так не может продолжаться. Она всего лишь вчера встретила этого человека, а он уже мешает ее занятиям.

Она повысила голос:

— Теперь поговорим о том, как держать ложку и вилку!

Харриет шумно выдохнула и сгорбилась на стуле.

— Мы еще говорим об этом грязном сосунке?

Тут вскочила мисс Баттерфилд и со слезами в голосе выкрикнула:

— Это ты во всем виновата, Харриет Гарднер. Мне попало из-за тебя, потому что ты со своими дурацкими играми не дала нам спать.

Эмма побледнела. Еще одна новость!

— Дурацкие игры? — Она подошла к Харриет. — Надеюсь, что я ослышалась? Неужели прошлой ночью ты тайком бегала в притон и водила с собой других девочек?

Харриет стояла с поникшей головой, всем своим видом изображая кротость и смирение.

— Нет, леди Лайонс, клянусь, я не делала этого. Нечестно меня обвинять.

Мисс Баттерфилд вскочила со стула:

— Ах ты, грязная бродяжка! Расскажи лучше, что ты сделала. Да, расскажи, Харриет Гарднер.

Харриет, тряхнув головой и подняв кулаки, бросилась на обидчицу, но Эмма успела схватить ее за руку.

— Это ты кого назвала бродяжкой? — завопила Харриет. — Пошла ты знаешь куда…

Эмма зажала Харриет рот, зная по опыту, что сейчас польется поток грязных ругательств. Мисс Баттерфилд стояла, ухмыляясь, но Шарлотта Боскасл, подтолкнув ее в бок, усадила на место.

— Харриет не выходила из дома. Она уговорила нас пойти взглянуть на наследника герцога, — вмешалась другая ученица.

Час от часу не легче.

— Что?! — воскликнула потрясенная Эмма. — И разбудила лорда Вулвертона? — Она отняла ладонь ото рта Харриет. — Как ты посмела?

— Я просто хотела посмотреть на его светлость, пока он спал. Какое же это преступление?

Одна из младших девочек тоже вступила в разговор:

— Она уговорила нас посмотреть на него, когда он спал, леди Лайонс. Она сказала, что если мы хотим выйти замуж за герцога, то должны увидеть, как он выглядит, когда спит.

Эмма не осмелилась спросить, что именно они увидели.

Через час Эйдриан засомневался: стоит ли продлевать срок своего выздоровления ради того, чтобы таким хитрым способом привлечь внимание Эммы? Он также не был уверен, что вынесет пребывание на положении больного еще один день. Солдаты, сражавшиеся под его началом, надорвали бы животы от смеха, если бы увидели, как ему приносят завтрак в постель.

И это ему! Он отказался от бренди, когда ему зашивали рану от кисти до лопатки. Вот была картинка: ему засунули между зубов палку, чтобы заглушить крики, а пьяный лекарь ругался и обливался потом.

Он останется в этом доме только по одной-единственной причине. И эта причина не имеет никакого отношения ни к его ране, ни к физической слабости, зато имеет прямое отношение к его желанию быть рядом с Эммой Боскасл.

Правда, она ясно дала понять, что не желает иметь с ним ничего общего. Поэтому ему нужно проявить большую изобретательность и показать себя с лучшей стороны. Раньше его мало волновало, какое он производит впечатление. Тонкостью обращения он не отличался, а это значит, что ему предстоят большие трудности.

Эйдриан продолжал лежать, глядя в окно на церковные шпили и серое небо. Но долго поваляться в одиночестве ему не пришлось — его раздумья прервал очередной посетитель. Он подавил невольный стон, когда увидел кузена Эммы сэра Гейбриела Боскасла, красавца, картежника, а в прошлом закаленного в боях солдата. Гейбриел часто попадал в серьезные жизненные передряги и отличался мрачным юмором. Когда-то он не ладил со своими лондонскими родственниками, но сейчас, кажется, они помирились.

— Посмотрите-ка на нашего маленького больного. Я слышал, что вчера ты своей головой испортил прекрасное кресло.

Эйдриан хмыкнул. Ловеласа Гейбриела не всегда жаловали в свете. Впрочем, как и Эйдриана.