А тут еще служба опеки объявила, что ей все труднее находить людей, согласных два раза в неделю ухаживать за отцом на дому.

– Не во мне дело, – уверяет отец, – эти болваны просто не понимают, в чем я нуждаюсь.

Мы с Артуром обычно отмалчиваемся.

– У тебя ведь найдется пара часов в неделю, чтобы поухаживать за отцом? – потребовал он и на этот раз.

И вместо того чтобы сказать, что он невыносим, я сказала, что подумаю.

– Имея такого папашу, легче понять тех, кто издевается над стариками, – сказал Артур по дороге домой.

Я не стала дискутировать на эту тему.

А он даже положил руку мне на плечо. Как когда-то, давным-давно.

Каждая уважающая себя болезнь имеет собственный день: день альцгеймера, день СПИДа, день проказы, день рака. У сердечных болезней есть даже собственная неделя. Кроме того, отмечаются День отца, День матери, День животных, День секретарш и так далее. Конца-краю нет.

Сегодня, 24 января, тоже особенный день: Национальный день арахисового масла.

Мы с Афрой обожаем арахисовое масло. Только она любит с орехами, а я без.

Так что мы отмечаем Национальный день арахисового масла каждый со своей банкой. Молча. Намазываем его на хлеб немного гуще. Долгие годы за завтраком мы ставили на стол одну банку, но со временем оказалось, что вкусы у нас разные. Как и у масла.

В последние месяцы мы снова немного сблизились, но лишь потому, что я притворяюсь более покладистым, чем на самом деле. Мысль о том, что через каких-нибудь полгода я более-менее бесшумно исчезну из ее жизни, позволяет мне без больших усилий изображать благожелательность.

Наверное, Афра думает, что я либо хочу спасти наш брак, либо завел любовницу. Откуда ей знать, что я стараюсь оставить по себе добрую память.

Скоро отработаю последний день у Хертога. А что потом? Чтобы не сидеть целыми днями дома, я сказал Афре, что буду помогать Йосту с мелким ремонтом. Ведь если каждый день до лета следить за каждым своим словом, окончание нашего брака вряд ли станет гармоничным. В конце концов, различия между нами куда глубже, чем арахисовое масло с орехами или без.

Ваутер свел меня со своим знакомым по фамилии Тоон. Тоон – визажист на пенсии, много лет служил в AVRO[22]. Теперь он буквально умирает со скуки и рад любому заказу, даже самому необычному.

– Итак, насколько я понял Ваутера, вы желаете на время приобрести другой имидж. Для ежедневного использования. – Тоон смотрел на меня так, словно он уже в восторге от результата.

Я подтвердил, что мое намерение именно таково.

– Ваутер просил не задавать лишних вопросов, но на один вопрос вы должны ответить, чтобы я смог принять заказ: для чего это вам?

Я колебался.

– Ну… как раз этого я не могу вам сказать.

– Позвольте, я сформулирую вопрос иначе, – сказал Тоон. – В этом нет ничего криминального?

– Смею вас уверить, Тоон, положа руку на сердце, ничего криминального здесь нет.

– Поклянетесь светом в глазах вашей матушки?

– Она умерла.

– Пардон, неудачная шутка, – ухмыльнулся Тоон. – Кроме того, я должен быть уверен, что, если дело выгорит, мое имя не будет названо, пока я не дам на то своего разрешения. Что бы там ни было. Я готов пожертвовать славой, но неприятности мне ни к чему.

На этих условиях он выразил готовность участвовать в проекте, то есть через пару месяцев сделать Артура Опхофа неузнаваемым и выпустить его в свет под именем мистера Икс.

Я уже давно придумываю себе новое имя, потому что со старым не сдвинусь с места. Задача трудная. Нужно подобрать имя, которое не обращает на себя особого внимания и произносится само собой. Если я буду тормозить, представляясь кому-либо, то сразу вызову подозрения.

Помимо прочего, мое новое имя должны с легкостью произносить итальянцы.

– Ну, что будем делать, Артур? – спросил меня Тоон после того, как показал мне свое ателье, заставленное коробками. Коробки были битком набиты париками, усами, очками, шляпами и прочими аксессуарами – от вставок в рот до цветных контактных линз. – Как насчет пирсинга или татуировок? – хохотнул он.

Я был категорически против. Татуировки страшно обязывают, и вообще я считаю их дуростью. И значит, уже никогда не смогу с удовольствием смотреться в зеркало.

Мы отвергли татуировки, после чего занялись очками, вставками, усами и бородами. Тоон спросил, как бы я отнесся к шраму или выразительной бородавке, но я не был готов так себя уродовать.

– Конечно, самое лучшее и удобное – изменить внешность собственными усами и бородой, сказал Тоон. – Ежедневная маскировка занимает минимум времени. Другая вставка, другая одежда, борода и усы, цветные линзы и очки в тяжелой оправе. Можно слегка увеличить и немного сплющить нос, это совсем несложно. Короче говоря, все у нас получится.

Тоон действовал решительно. Подобрал несколько париков разного цвета, снял точную мерку с черепа, носа, рта, глаз и ушей, а затем сделал серию портретных фото.

Мне трудно было решить, какую я хочу внешность.

Я поинтересовался, нет ли у него чего-нибудь в стиле Казановы.

– Нашлось бы, приди вы ко мне лет пятнадцать назад, Артур. Мои возможности не безграничны.

– Шутка, Тоон.

Мы выпили пива за успех нашего предприятия.

«Тоон – истинное сокровище», – предсказал Ваутер и был прав.

Через неделю – последний день моей службы в компании ватерклозетных принадлежностей Хертога. Марике в третий раз за две недели спросила, нашел ли я другую работу. Я глубоко вздохнул и попытался изобразить отчаяние. Получилось не слишком убедительно.

– В моем возрасте очень трудно начинать с нуля. И, скажем честно, просто невозможно найти такую же хорошую работу, как эта.

Марике вправду мне сочувствует, остальные делают вид. Очень уж они рады, что не их уволили.

– К счастью, на рынке труда снова оживление, – подбодрил меня Беренд.

– Да-да, – сказал я. – Возможно, так оно и есть для дипломированных бухгалтеров вроде тебя, но для торговых работников, кому за пятьдесят, в нашем обществе больше нет места.

Кажется, я немного переиграл, потому что Беренд посмотрел на меня испытующе, словно сомневаясь, не смеюсь ли я над ним.

Господин Хертог четвертую неделю кряду подбрасывает газету с объявлениями о рабочих вакансиях:

– Может быть, здесь найдется что-нибудь для вас.