— В холодной ванной? — Пенни повела плечами, вспомнив свой бодрящий душ и тут же сообразила, как может хотя бы попробовать извиниться. Насколько это возможно в незнакомом доме.

Льюис поставила греть чайник, довольно быстро разобравшись, как включается плита. Затем сходила в спальню и взяла кружки с остывшим чаем. Возвращаясь в кухню, взгляд приметил шарф на крючке и входа, она его прихватила с собой. Вылив всё содержимое кружек в раковину, она налила свежий чай и поставила кружки на стол. Нога всё время ныла, но Пенни уже почти не замечала боль, лишь немного прихрамывала, когда наступала на неё. Она взяла свою книгу и ручку из рюкзака. Оторвав кусочек листа в конце книги, Пенни быстро написала записку. Она укутала кружку Алека шарфом и положила записку на стол рядом.

Прихватив с собой плед с дивана, она направилась к выходу с книгой и кружкой в руках. Дейзи опять заинтересованно подбежала к двери. На этот раз Пенни дождалась собаку и они вместе вышли на веранду. Удивительно, но дождь оставил тонкую полоску сухого пола у самой стены дома под крышей и Пенни смогла пройти до стоявшего здесь плетеного кресла. Она поставила кружку с горячим чаем на подоконник, укуталась в плед и разместилась в кресле. Открыв книгу, Льюис повернулась так, чтобы слабый свет от окна освещал страницы.

— …Он заключил моё лицо в ладони. Слишком мягкие для работяги, бледные и мягкие, как у женщины, — начала читать вслух Пенни, поглядывая, как собака пытается разместиться у её ног, — …я поцеловала его. Он пах краской, мылом и шоколадом… Мне всегда казалось, Ру неравнодушен к Жозефине. Целуя его, я это понимаю, но вот она — единственная магия, что поможет нам победить эту ночь… — собака улеглась на больную ногу Пенни и девушка потрепала её по голове, — ты знаешь, mi querido, Ру — красавчик, — собака подняла на неё мордочку, поблескивая глазами и мокрым носом, а Пенни вздохнула, — откуда тебе знать, наверняка, твой хозяин не смотрит таких фильмов и не читает таких книг…

Вокруг шумел дождь и, казалось, не хотел кончаться. Как и эта ночь. От звука дождя хотелось спать, собака приятно грела ноги, но Пенни куталась в плед, пила чай, который стремительно остывал на свежем воздухе, и прододжала читать, чтобы дождаться Алека.

ЗАПИСКА:

Горячий чай для тебя, чтобы согреться после ванной.

Шарф висел на вешалке у входа, я не шарилась в твоих вещах.

…Прости.

П.с.: не стреляй, я не сбежала. Вышла на веранду.

2

Алек

Не специально она, как же. Маленькая, любопытная, как все бабы. Причем маленькая буквально. Складная такая, миниатюрная. И проблемная.

— До чего ты докатился, Лестер, — с явным отвращением к самому себе недовольно пробурчал Алек, избавляясь от штанов и трусов. Вода в ванной уже, конечно, остыла. Алек пустил струю из крана, но котел то ли выжал все, что мог на жалких крохах сохраненной энергии, то ли насос вырубило по той же причине. Словом, напор такой, что он ссыт больше, чем течет из крана. Впрочем, ему явно не помешало остыть, так что хер бы с ней с горячей водой. В бытность свою еще молодым старлеем, летчик Лестер ночевал в таких местах, что там и холодная вода за роскошь. После пары дней остервенело чесалось все. Пот и грязь, иногда с чужой и своей кровью, казалось, напрочь въедались в кожу. А тут ванная вот, погром не так уж велик опять же. Погромщица и та крупнее.

Чем больше он вспоминал эту Льюис, стыдливо завернутую в полупрозрачную занавеску для душа, тем жарче пекло изнутри. Алек опустился в лужу, набранную еще для девчонки. Мысли о том, что она вот тут сидела голым задом на этом же холодном чугуне вызывали совсем не те чувства, что Лестер хотел бы испытывать. Замерзшие под холодным плевком душа розовые соски (твою мать, она так жалась к этой проклятущей занавеске, а он все равно даже цвет ее сосков успел рассмотреть и, дьявол ее дери, запомнить) сами собой всплыли в памяти, стоило только на секунду прикрыть глаза. Тело тут же отозвалось вполне привычно и закономерно. Алек выругался, потянувшись за куском мыла. Эти ваши новомодные гели для душа хер потом смоешь холодной водицей, а ходить блестеть, как недоделанная звезда порноиндустрии он точно не собирался.

Натерев мочалку старым куском банного, плюхнул на разгоряченное тело, едва не зашипев от разницы температур. Даже сейчас эта горе-туристка стояла перед глазами, закутанная в жалко свисавшую с края ванной оторванную занавеску. Надо завтра починить что ли…

Сидит там, небось, сжавшись в комок. Он хорошо запомнил ужас в почти детских этих глазах. Да сколько ей, мать ее лет, что выглядит таким ребенком. И с каких пор его так отчаянно потянуло на детский сад? Никогда не любил подряжаться нянькой и возиться с молодняком, а тут впрягся почти добровольно за спасибо. Еще и боится его, дурочка.

То крушит все, то ревет и извиняется. Ну дите, как есть.

Проблема была как раз в том, что сам Лестер являлся рьяным противником эмансипации и феминизма, считал, что самое прекрасное борцухи за единство прав с мужиками и равенство полов потеряли. Как раз во эту хрупкую женственность, бедовость, заставляющую тебя в пекло лезть, чтобы прикрыть беззащитное и безмозглое создание своей грудью.

— Ты мамонт, Лестер, — зло припечатал Алек, зная, что таких вот старомодных все меньше с годами. Пережиток прошлого, а не человек. Как там нынче модно говорить, если баба обтянула задницу штанами, то не стала от этого мужиком. От штанов, может и не стала, но от замашек этих вот небабских точно. На мужиков у Лестера никогда не стоял, хоть жена открыто и заявила, что два года строгого не могли не повлиять на его взгляды в вопросах разных любовий. Сука. До сих пор не мог ей простить, ни страха в глазах, ни презрения, ни тона вот этого.

— Думаешь я дурочка наивная? Ты два года сидел, Лестер. Либо сам имел, либо тебя. Оба варианта у меня вызывают тошноту, — как он не всадил ей тогда от души по губам этим бесстыжим, один Бог ведает. Чудеса выдержки, не иначе.

Остервенело растирая кожу жесткой люфой мочалки, Алек все никак не мог выкинуть из головы полуобнаженную Пенни, чья растерянность так легко сменилась неприкрытой вспышкой злобы, что он задался вопросом, что ж там за характер под кукольной оберткой. Это ж такой разгон от депры до берсерка. Пару