и поставили кратер, великолепно украшенный изображениями вакхических танцовщиц[81].

— Прежде всего друзья, — воскликнул Главкон, поднимаясь с ложа, — на каких условиях и как будем мы пить?

— Я полагаю, — возразил Ктезифон, — что нам незачем устанавливать какие бы то ни было правила; пусть каждый пьёт столько, сколько ему захочется.

— Нет, нет, — сказал Полемарх, — надо непременно выбрать симпозиарха, ведь в этом-то и заключается главное веселье попойки.

— Клянусь Зевсом! — вскричал Навзикрат. — Нам нужен царь. Я заранее покоряюсь всем его приказаниям, даже если б он велел мне пронести на руках вот эту хорошенькую флейтистку или поцеловать того прелестного мальчика, который, словно шаловливый Эрос, стоит там у кратера.

Большинство согласилось с его мнением.

— Принесите же астрагалы, — сказал Лизитл, — пусть будет царём тот, кто бросит их удачнее всех.

— Нет, — вскричал Полемарх, — этак нам придётся, пожалуй, иметь своим председателем чересчур умеренного Ктезифона или, чего доброго, вечно ненасытного Стефана. Я предлагаю избрать царём Главкона, он превосходно исполняет эту обязанность.

Предложение было принято, и Главкон выразил готовность быть распорядителем симпозиона.

— Итак, — сказал он с комично-важным выражением лица, — прежде всего я приказываю вам, мальчики, мешать хорошенько вино. Пословица говорит: «Надо пить пять или три, но никак не четыре». Будем же остерегаться последнего. Но наш друг потчует нас старым вином; оно очень крепкое, а потому одну часть его разбавьте двумя частями воды. Положите туда также снегу, чтоб питьё было свежо, а если у вас нет снегу, то возьмите несколько острот, смороженных уже Стефаном, и наливайте затем в маленькие кубки — с них мы начнём, большими кончим. Наливайте усерднее; приготовьте также большую чашу, для тех, кому придётся пить штрафную.

— Однако, Главкон, ты говоришь всё только о питье, — заметил Ктезифон, — подумай лучше о том, чем нам заняться во время питья: пением или разговорами?

— Об этом мы сейчас подумаем, — возразил Главкон, — но прежде всего дайте мне кубок.

Он взял из рук мальчика киликс[82].

— Пью в честь Зевса, — сказал он и выпил; все последовали его примеру.

— Итак, друзья, чем мы займёмся? — продолжал он.

— Только не учёным разговором, — отвечал Эвктемон, и Полемарх согласился с ним. — Философия — что жена: обе не у места на симпозионе.

— Надеюсь, что мы не станем также играть в кости, — вмешался Навзикрат, — эта игра вечно ведёт за собою только споры и уничтожает всякое веселье.

— Ну так будем петь, — предложил Главкон.

— Или задавать друг другу загадки[83], — сказал Ктезифон.

— Да, задавать загадки, — вскричал Харикл, — по-моему, это всего веселее, они подают повод к бесконечным шуткам.

Это предложение нашло более всего сочувствия.

— Хорошо, — сказал Главкон, — тот, кто отгадает загадку, получит одну из этих тэний[84] и поцелуй от задавшего. Не отгадавший выпьет вот эту чашу чистого вина. Для тебя, Стефан, — прибавил он, смеясь, — вместо вина будет налита солёная вода; так как иначе, я знаю, ты не разгадаешь ни одной загадки. Каждый будет задавать загадку своему соседу справа. Ктезифон, тебе отгадывать первому. Слушай, — сказал он немного подумав: «Знаешь ли ты двух сестёр, из которых одна, умирая, рождает другую, чтобы затем самой родиться от рождённой?»

— Ну, это разгадать не трудно, — не задумываясь, отвечал Ктезифон, — эти сёстры — день и ночь, рождающиеся и умирающие поочерёдно.

— Верно, — сказал Главкон, — дай украсить чело твоё этой повязкой и поцеловать тебя. Теперь тебе загадывать.

Ктезифон просил дать ему время подумать и, обратясь к Лизитлу, сказал:

— Назови мне существо, которому нет подобного ни на земле, ни в море, нигде среди смертных. Рост его природа подчинила странному закону: рождаясь, оно имеет громадные размеры, становится маленьким, достигнув середины своего бытия, когда же близится к концу, то — о чудо! — опять становится великаном.

— Вот странное существо, — сказал Лизитл, — вряд ли я угадаю. В детстве оно велико, во цвете лет становится маленьким, а под конец опять большим. Ах да! — воскликнул он внезапно. — Ведь это тень! Стоит только взглянуть на гномон: утром она велика, затем уменьшается к полудню, а к вечеру вновь вытягивается.

— Угадал, — закричали все, и Лизитл получил тэнию и поцелуй.

— Ну, Харикл, — сказал он, — очередь за тобой; слушай: «Оно не смертно, но и не бессмертно; представляет смешение того и другого; разделяет частью жребий людей, частью же жребий богов; попеременно то возникает, то исчезает. Оно невидимо, хотя известно каждому».

— Твоя загадка несколько неопределённа и неясна, — сказал, подумав немного, Харикл, — однако, если я не ошибаюсь, это сон. Не так ли? Но тебе следовало бы выразиться яснее. Ну, Эвктемон, слушай внимательно; моя загадка полна противоречий. Берегись штрафа.

— Штраф-то бы ещё ничего, но ты не захочешь лишить меня твоего поцелуя.

— Слушайте, — сказал Главкон, — надо условиться ещё об одном. Что ежели загадка не будет разгадана тем, кому следует? Кто должен сделать это? Следующий?

— Нет, — сказал Ктезифон, — повязка и поцелуй достанутся тому, кто первый отгадает; если же он ошибётся, то также выпьет штрафную.

На этом и порешили. Обратясь к Эвктемону, Харикл сказал:

— Знаешь ли ты существо, которое, бережно храня, носит в своей груди своих собственных детей? Они немы, но голос их проникает далеко за моря, в дальние страны. Он говорит тому, кому хочет, и тот слышит его издалека, а между тем он всё-таки никому не слышен.

Загадка была не по силам Эвктемону. Как ни старался он, никак не мог отгадать, кто были эти говорящие немые, и должен был выпить назначенный штраф.

— Я знаю, — вскричал Стефан, — это город, а дети его — ораторы, которые кричат так громко, что их слышно далеко за морем, в Азии и во Фракии.

Громкий смех последовал за его словами.

— Послушай, Стефан, — сказал Харикл, — видел ли ты когда-нибудь немого оратора; ведь он был бы десять раз обвинён в параномии[85].

— Солёной воды, — закричало несколько голосов, и, как Стефан не упирался, он всё-таки должен был выпить чашу.

— Я объясню вам смысл загадки, — сказал затем Ктезифон, — это