Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошевелившись, парень слегка поменял положение, снова подсунул свою руку мне под голову и крепко прижал к себе. Резкий выдох запутался в моих волосах и согрел затылок.
– Спи, недавака, – шепнул он и уткнулся носом в макушку.
Хотела было сказать ему, чтобы он тут не дрых, ему здесь не гостиница или его притон, но благоразумно прикусила язык, поняв, что пусть он лучше поспит до момента, когда уснёт моя мама, чем продолжит теребить мне – прости, господи, – нервы.
Прикрыла глаза в попытке вернуть равновесие и самообладание.
– Вика, – позвал меня Вяземский.
– Ну, что ещё?
– Можно я хоть кошку твою поглажу?
Ну точно – пацан. На месте ему вообще не сидится и не лежится.
– Погладь. Только тихо, – сдалась я.
– Ну, наконец-то. Я уж думал, не предложишь, – широкая теплая ладонь сползла вниз к шортам и истерзанному несколько минут назад клитору.
– Ты охренел!? – вытянулась струной.
Ладонь резко вернулась на живот.
Широкая грудь, прижатая к спине, мелко сотрясалась от беззвучного смеха.
Гадёныш.
Ощущение того, что во сне меня угораздило прижаться спиной к батарее или сразу к солнцу прорывалось сквозь сознание монотонной гудящей мыслью. Жарко. Ужасно жарко и жутко неудобно из-за того, что шея, под которой было что-то жесткое, затекла и ныла. В контрасте со зноем по всему телу очень странно холодило затылок.
Ну, точно! Уснула спиной к батарее, головой в окно.
Всему виной шампанское, которое отзывалось сушняком в глотке и жаждой мести в висках.
Приподняла голову, поморщившись от боли в затекшей шее. Глубоко вдохнула и сознание мгновенно заполнилось сладким запахом барбариски.
Твою-то мать!
Мы уснули. Я уснула!
Какого чёрта?
Встрепенулась, резко приподнялась на локте и стой же силой, что пыталась встать, оказалась прижата обратно к горячему, как батарея, торсу, рука которого надежно и очень крепко держала меня за сиську поверх майки.
Да он охренел!
Яркие цифры электронных часов, стоящих на тумбочке, показывали четвертый час ночи. Мама точно давно уже спит и ноги её прижимает к кровати Флэшка.
– Вяземский! – ударила его кулаком по бедру, на что он лишь вяло дернулся и слегка сменил положение, вжавшись лбом в моё плечо. – Чтоб тебя! Проснись!
– До чего же ты злая, – прокряхтел парень и, наконец, выпустил мою грудь. Вальяжно перекатился на спину и потянулся, прохрустев парой-тройкой суставов. – Трахаться не даешь, спать тоже…
– Тут тебе не ночлежка, – напомнила я ему и со всей злобой сдернула с этой красиво оформленной горы мышц плед. – Бери ключи от машины и вали из моей квартиры. Только тихо.
– Если я начал разговаривать, это еще не значит, что я проснулся, – бубнил он себе под нос, потирая лицо ладонями. – Что-то я даже не понял, как задрых. Помню, что ты первая вырубилась.
– Я не вырубалась.
– Ага. Так же, как и не кончала, – усмехнулся он. – Такая взрослая, но такая врушка.
– Вали давай! – выпучила глаза и для большей доходчивости ткнула его в плечо кулаком, а затем стала выталкивать из кровати, иначе этот пингвин вообще из нее никогда не вылетит. – Резче!
– Который час? – спросил Вяземский, сев. Взлохматил волосы на затылке и огляделся.
– Четвертый. Время валить из моей квартиры.
– Могла бы до завтрака не будить. Тут осталось-то, – зевнул он и подполз к краю кровати. Плавно опустил ступни на пол.
– Ты когда успел снять кроссовки?
– Когда ты, типа, не спала, – изрёк он, завязывая шнурки.
Желание показать его спине средний палец, как делают малолетки, почти захлестнуло разум. Вместо детской выходки предпочла злобно смотреть ему на линию позвоночника и старательно игнорировать игру крепких мышц под гладкой кожей.
Боги! Какие у него широченные плечи! Пловец, наверное, или со штангой расстается только на ночь.
– Ну, – встал парень у постели и потоптался на месте, словно разминаясь перед большим забегом. – Целуй меня напоследок горячо и долго, и я поеду домой, кончать по тебе. Скучать, то есть.
– Ключ, – указала взглядом на связку двух черных брелков, что были ключами от его тачки.
– Ага, – подхватил он их и выжидающе уставился на меня. – Неужели ты меня выставишь просто так из дома, не подарив даже маленького поцелуйчика?
– Именно так я и сделаю. С большим удовольствием.
Тоже сползла с постели и встала рядом с кроватью. Укуталась в плед, чтобы кое-чьи темные глаза не видели торчащих сосков, которые могут послужить поводом для нового витка альфа-подколов. Первой пошла к выходу из комнаты. Приоткрыла дверь, прислушалась к звукам и закатила глаза, когда спины коснулось тепло мужского тела. Банный лист не такой назойливый, как этот парень.
– Не жмись ко мне.
– Это конспирация, – шепнул Вяземский насмешливо.
– Для этой твоей конспирации нужна контрацепция. Не жмись, сказала, – дёрнув плечами, оттолкнула его и на цыпочках дошла до гостиной, в которой спала мама. Дверь закрыта, внутри нет никаких звуков.
Вернулась к парню, терпеливо стоящему в дверном проеме моей комнаты, и жестом показала следовать за мной к выходу из квартиры.
Тенью послушно двинулся за мной.
Поджав губы, кутаясь в панику и плед, провернула замок и приоткрыла дверь. Оба притаились, вслушиваясь в звуки внутри квартиры. Тишина.
– Иди, – открыла дверь шире и отошла в сторону, чтобы выпустить парня в освещенный тусклой лампочкой подъезд.
Недовольно нахмурившись от света, упавшего на его лицо, Вяземский сделал шаг в сторону выхода, но поравнявшись со мной, вдруг остановился и с хитрой полу улыбочкой посмотрел мне в глаза.
– Иди! – подтолкнула его.
– Не уйду, пока не дашь мне свой номер телефона, – скрестил он руки на груди.
Ох, ты ж, пися важная!
– Вали, сказала!
– Я сейчас специально громко кашляну или чихну. Посмотрим, как ты потом заговоришь со своей мамой, – деловито изрёк парень.
– Вот ты… – стиснула зубы и мысленно выколола ему глаза. – Раз тебе так надо, то бери мой номер там, где взял мой адрес.
– Можно было бы, конечно, – состроил он задумчивую гримасу. – Но после того, чем я с ним расплатился, он может мне дать только дубинкой в анус. Не хотелось бы.
– А ты попробуй, может, втянешься.
– Номер, Ветрова. Я жду.
– Нет. Это была последняя наша встреча. Больше я с тобой видеться не хочу. Вали.