и слыли на Ямайке совершеннейшей нищетой, но в общем случае все же были богаче эфиопов, которых постепенно вытесняли, вызывая у них чувство возмущения и обиды. Но паломники знали только одно пространство борьбы, только одну точку на карте, даровавшую избавление после стольких потерянных столетий. В библейском пророчестве, обретавшем черты реальности, народу оромо места не нашлось.

Планно:

И мы поем – Эфиопия лучшая земля,

Эфиопия лучшая земля,

Да, растафарианцы, да.

* * *

Народ стал стекаться со всех уголков острова еще минувшей ночью – на автобусах и грузовиках, пешком, кто как мог. Когда 21 апреля 1966 года в кингстонском аэропорту Палисадос собралось несколько тысяч человек, пошел дождь. Они распевали гимны, размахивали красно-зелено-золотистыми флагами и отбивали на барабанах ритм. И, невзирая на ливень, смотрели в небо. Хотя некоторые братья к тому времени уже переехали в Шашэмэнне, ямайское правительство, возглавляемое консервативной Лейбористской партией, пришло к выводу, что масштабная репатриация станет слишком дорогим и трудным с точки зрения логистики решением «растафарианской проблемы», и вместо этого склонилось в пользу другого варианта, пригласив Хайле Селассие впервые посетить с государственным визитом новоявленную независимую страну – в надежде, что тот, выступая перед жителями острова, публично отречется от своего божественного статуса. Цель сводилась к тому, чтобы они увидели его в облике обычного человека.

Когда самолет «Эфиопских авиалиний» вынырнул из-за туч и опустился на землю, показалось солнце, озарившее своими лучами толпу. В двери салона появился небольшого роста монарх в бежевом военном мундире и в шляпе с плюмажем на голове и стал оглядывать колыхавшееся на бетонированной площадке человеческое море. Толпа хлынула вперед, сметая на своем пути любые барьеры, и почти на час заперла его императорское величество в самолете. «ВСЕ ИССТУПЛЕННО ПРИВЕТСТВОВАЛИ НЕГУСА (55): и Император заплакал, – гласила первая полоса «Глинера». – СЕРДЦА СОБРАВШИХСЯ ЗАТОПИЛА НЕОБУЗДАННАЯ РАДОСТЬ». Под фюзеляжем самолета встречающие зажгли чаши с мексиканской коноплей – это при том, что там, искушая судьбу, капал остававшийся в баках керосин. «Когда он монаршим жестом поднял руки, призывая всех к спокойствию, в его глазах стояли слезы», – сообщал «Глинер», не уточняя, что было им причиной – восторг или печаль, вызванная заблуждениями жителей Ямайки. Узнав в море лиц Мортимо Планно, император обратился к нему за помощью, и тот, весь в белом, взбежал по ступеням трапа к двери салона. Поговаривали, что незадолго до этого растафарианский проповедник перенес операцию на горле и поэтому на время утратил способность говорить. Но когда император протянул руку, к Планно тут же вернулся голос, и он громким криком приказал толпе расступиться. Когда Король Королей спустился по трапу и торопливо сел в машину, народ закричал: «С нами Бог!» «Дайте мне коснуться краешка Его одежд!» «Подготовь для меня место в Твоем царстве!» Император махал рукой из машины кортежа, медленно лавировавшего среди человеческих масс, колыхавшихся вдоль дороги из аэропорта. Увидев на руках Хайле Селассие черные стигматы (56), Рита Марли обратила своего мужа Боба в новую веру.

На следующий день император устроил прием только для самых близких, подарил предводителям растафарианцев золотые медальоны, но и немного их пожурил. «Не поклоняйтесь мне: я не Бог» (57), – с неизменной вежливостью заявил он, о чем впоследствии рассказала активистка растафарианского движения Барбара Македа Блейк-Ханна. Внучатый племянник Хайле Селассие Асфа-Воссен Ассерате свидетельствует, что император, как и положено монарху, говорил о себе во множественном числе. «Мы не Бог. Мы не пророк, – вещал император, – мы только раб Божий». Некоторым растафарианцам этот прием запомнился совсем по-другому. «Я тот, кого вы во мне видите» (58), – сказал он. Скромные отрицания служили лишь дополнительным теологическим свидетельством, а вид дредлоков в священных покоях правителя представлял собой могучую утвердительную силу. «Он возвысил нас из праха (59) и позволил восседать вместе с принцами и королями», – писали растафарианские братья, заслужившие милость побывать на нескольких коктейльных вечеринках и послушать императорские речи. Представители среднего класса Ямайки, обычно отказывавшиеся брать растафарианцев на работу или сдавать им внаем жилье, жадно с ними общались, полиция на время приостановила аресты. Когда Бог был так близко, они были под надежной защитой.

Для теологов из числа дредов визит Хайле Селассие на Ямайку в 1966 году стал своего рода parousia – так в греческом варианте Нового Завета называли второе пришествие Христа. Однако стареющий Леонард Хауэлл отказался это признавать, потому как его организация была непоправимо запятнана «политическими игрищами» (60). Он принял очень трудное решение бойкотировать этот государственный визит, полагая, что правая Лейбористская партия Ямайки, в действительности не разделяющая идеи растафарианцев, воспользуется их силой для достижения собственных целей. Однако для более молодого поколения лидеров этой религии второе пришествие Хайле Селассие было явным доказательством того, что с Вавилоном можно выстраивать и другие отношения. Идея, проблеском среди туч возникшая в Кингстоне, смогла изменить ход партийной политики.

В 1961 году оратор Сэмюэл Элайша Браун, тоже причислявший себя к дредам, основал Партию страждущих и стал первым на Ямайке растафарианцем, выдвинувшим свою кандидатуру на выборах. Но на тот момент не набрал даже ста голосов и лишь стал предметом насмешек. Но потом все больше растафарианцев стали вступать в партии, в основном на платформе демократического социализма, участвовать в политической жизни и баллотироваться на различные посты, причем не только на Ямайке, но и в других государствах Карибского бассейна – от Виргинских островов до Тринидада и побережья Гайаны. «Мы те, кто устранит любую несправедливость, облегчит мучения страждущих и принесет всем мир», – заявлял Браун в одной из своих работ, опубликовав ее в тот же месяц, когда на Ямайку прибыл Хайле Салассие. «Мы передовой отряд (61) ста сорока четырех тысяч небесных избранников», – вещал он, называя приведенную в Откровении Иоанна Богослова цифру тех, чье чело было помечено печатью избавления.

В одной из своих речей Хайле Селассие назвал Ямайку «частью Африки». Растафарианские активисты увидели в этих словах намек на то, что сначала им нужно улучшить положение дел на своем собственном острове и только потом обращать взоры на восток. «Сначала освобождение, потом репатриация» – этот лозунг сплотил всех, кто стремился бороться с несправедливостью и нищетой в своем собственном доме. Им предстояло проделать огромную работу: в 1962 году Ямайка могла обрести независимость, но этому препятствовало слишком много реликтов колониализма, от экономических уз до устаревшей вестминстерской системы правления и практического пренебрежения жизнью чернокожих со стороны государства. Лейбористская партия какое-то время относилась к дредам как к важным персонам, но уже совсем скоро приказала разрушить в трущобах Бэк-О-Уолла сотни жилищ растафарианцев – в исполнение правительственной чистки. Как растафарианские вожаки могли отправиться в Сион, если на