В преддверии выборов 1972 года Народная национальная партия Ямайки (ННП), представляющая левую оппозицию, признала, что для смены направления развития народу следует взять на вооружение растафарианские идиомы святости. Майкл Мэнли, кандидат от ННП с преимущественно белыми корнями, включил в свою предвыборную программу идеи философов из числа дредов, стал появляться на публике в компании растафарианских музыкантов и обратился за поддержкой к союзнику, которого даже представить было нельзя на его стороне, – радикальному священнику Клаудиусу Генри, как раз вышедшему из тюрьмы. Когда Генри распространил памфлет, живописующий «Божественную троицу» – с Хайле Селассие во главе, Мэнли по одну его сторону и им самим по другую, – соперники-лейбористы обрушились на Мэнли с нападками за то, что он «объединился с весьма странными силами». Кандидат от ННП даже отправился с визитом в Аддис-Абебу, где император подарил ему резной жезл из слоновой кости. Потом, произнося свои речи, Мэнли рассекал этим скипетром небеса, подчеркивая каждое свое предложение. Позже подарок божества приобрел славу «Жезла исправления» (62), наделенного сверхъестественной силой и во всех без исключения случаях способного восстановить справедливость. «Куда бы он ни пришел, окружающие всегда стремились прикоснуться к этому действенному источнику могущества, зачастую приписывая ему способность исцелять болезни», – отмечал один очевидец.

Жители Ямайки, ранее обходившие участки для голосования стороной, теперь хлынули на них толпами, Мэнли с огромным перевесом выиграл гонку и целых три срока продержался на посту премьер-министра. За годы его правления социал-демократы провели целый ряд реформ, в том числе ввели минимальную заработную плату, равную оплату труда для женщин, учредили бесплатное образование, всеобщее здравоохранение и декретный отпуск для матерей, а крестьянам раздали свободные земли. Поклонение далекому эфиопскому тирану выступило в роли конкретной и эффективной демократической силы. Мэнли стал задумываться о том, как до конца избавить остров от британского правления и создать республику Ямайка, не обремененную ничьей короной. Но при этом всегда держался за свой жезл из слоновой кости, будто напоминая народу, что политика всегда выступает в роли продолжения духовности, только под другим именем.

В ноябре 1974 года мир, казалось, получил подтверждение того, что Эфиопия была Эдемом, той самой колыбелью человечества. В долине Аваш палеонтологи извлекли на свет божий кости, принадлежавшие самой древней из всех известных на тот момент женщин, которую потом назвали Люси. Их возраст насчитывал три миллиона двести тысяч лет. Только вот рай, в котором ей когда-то довелось жить, погибал в мучительных объятиях голода – по оценкам специалистов, в окрестных провинциях Волло и Тыграй после затянувшейся на год засухи от недостатка пищи умерли восемьдесят тысяч человек. Эфиопия, может, и была любимой обителью Бога, но средняя продолжительность жизни в стране составляла тридцать лет. А чудес в виде рыбы или хлебов не ожидалось. Отказываясь признавать голод, правительство Хайле Селассие еще больше нарастило экспорт зерна. Вспоминая под занавес жизни великолепие своей коронации, император пригласил на празднование восьмидесятилетия (63) представителей всех мировых держав. Швейцарская делегация привезла ему в подарок часы, немецкая – вино, а ближайшим к его императорскому величеству эфиопам не оставалось ничего другого, кроме как надеяться, что правитель воспользуется представившейся возможностью и отречется от трона.

Журналистка Ориана Фаллачи, приехавшая в Аддис-Абебу взять у императора интервью, увидела, что его глаза «опухли от забвения» (64). Его внешность, на ее взгляд, не совсем человеческая, привлекла ее живейшее внимание. «Брови, усы, волосы, борода – все это у него будто топорщилось перьями, – писала она, – а под птичьей головкой суетилось хрупкое, детское тельце, словно умышленно кем-то состаренное». Журналистка задала ему ряд вопросов. Впоследствии растафарианцы скажут, что это к императору явился сам дьявол-искуситель в облике поразительно красивой итальянской инквизиторши. («Ее фамилия Фаллачи (Fallaci) перекликается со словом fallacy, которое означает “хитрость” или “обман”»).

О. Ф.: Ваше величество, из всех монархов, занимающих ныне трон, вы правите дольше всего. Более того, в век, ставший свидетелем падения такого количества королевских домов, вы сохранили за собой абсолютную монархию. Вам никогда не было одиноко в мире, так отличающемся от того, в котором вы выросли?

Е. И. В.: На наш взгляд, мир никоим образом не изменился…

О. Ф.: Ваше величество, а что вы думаете о демократии?

Е. И. В.: Демократия, республика, что вообще означают эти слова? Что они изменили в этом мире? Может, благодаря им люди стали лучше, преданнее или добрее? Может, они принесли им счастье? Мир, как всегда, живет точно так же, как раньше. Иллюзии, одни только иллюзии…

За ширмой высоких чиновничьих кабинетов тайком сплотилась группа армейских офицеров, называвшая себя «Дерг», что в переводе означает «совет». Они постепенно упразднили целый ряд учрежденных Хайле Селассие общественных институтов, от Министерства Пера до Совета Короны, арестовали его советников, губернаторов и аристократов, а потом убедили Службу имперской охраны оставить его. Сам император закрывал глаза на ползучий переворот вокруг него, вместо этого занимаясь повседневными делами, лакомясь яблочным штруделем и постоянно делая перерывы на сон. Асфа-Воссен, внучатый племянник Хайле Селассие, впоследствии вспоминал, что его отец, Рас Ассерате, во время телефонных разговоров с его величеством простирался перед аппаратом (65), уговаривая его попросить где-нибудь политического убежища. Раса Ассерате арестовали, Мулугета, еще один его сын, в отчаянии обратился к императору за помощью и добился аудиенции прямо в покоях монарха, где Владыка Владык встретил его опечаленным и одиноким, но все же собранным. Правитель сказал ему: что может сделать кошка, когда у нее отбирают котят? Царапаться, не более того, и как раз это мы и сделаем.

Накануне эфиопского Нового года официальные представители Дерга заставили Хайле Селассие посмотреть по государственному телевидению запрещенный императорским режимом британский документальный фильм о голоде в стране, повергший в шок весь земной шар. Картины истощенных детей Дерг чередовал с кадрами дней рождения правителя и других королевских праздников, показывая торты, шампанское и мраморное надгробие на могиле его собаки Лулу (66). На следующее утро аэропорт страны закрылся, все телефоны умолкли, а Дерг, во главе с полковником Менгисту Хайле Мариамом, запихнул недостойного монарха в небесно-голубой «Фольксваген-Жук» (67) и отвез в штаб вооруженных сил. После чего его несколько недель допрашивали, пытаясь узнать, куда подевались тридцать миллионов долларов, выделенных на борьбу с голодом, по всеобщему предположению осевших в швейцарских банках. А когда денег так и не нашли (68), перевели его в Имперский дворцовый комплекс и заточили в восьмиугольной башне. В винный погребок по соседству бросили сорок семь министров, генералов и принцев, где те гнили несколько недель, а потом были казнены без суда. «На смену одному императору пришло сто восемь», – вспоминал впоследствии один из офицеров Дерга.