После смерти все его враги погибли при невыясненных обстоятельствах, на столицу то и дело обрушивались опустошительные пожары, ураганы и эпидемии, а в Императорский дворец несколько раз ударяла молния. В этих несчастьях обвинили мстительный дух Митидзанэ, который постарались посмертно задобрить восстановлением и повышением в ранге и должностях и строительством в 987 году посвященного ему святилища Китано-Тэммангу в столице. Митидзанэ — первый из японцев, который императорским указом был признан ками и удостоен святилища. После он стал известен в качестве божества по имени Тэндзин, покровительствующего литературе и учебе. В наши дни по всей стране дети, сдающие вступительный экзамен в школу, приходят к святилищам Тэндзина и просят его о помощи. В святилище Тэммангу в Дадзайфу есть сливовое дерево, называемое «летающая слива» (тоби-умэ): по легенде, дерево так скучало по своему хозяину, что улетело за ним в изгнание. Легенда о Митидзанэ стала важной частью народной культуры. В XV веке этот сюжет лег в основу пьесы «Райдэн» театра Но, а в XIX веке адаптирован для кукольного театра и театра Кабуки под названием «Сугавара и тайны каллиграфии».

Императору Сиракаве (1053–1129, прав. — 1073–1086 гг.) также удалось оспорить власть клана Фудзивара. Его мать была из другого рода, и в 1086 году он отрекся от престола и формально удалился в буддийский монастырь, символически выбрив голову, в то время как на самом деле продолжал править вместо своего восьмилетнего сына, императора Хорикавы (1079–1107, прав. — 1086–1107 гг.). Эту схему, известную как «правление из молельни» (инсэй), продолжали использовать в эпоху последующих двух правителей, что позволило наследникам по линии (то есть императорской семье) отвоевать обратно власть над троном и в какой-то степени восстановить прежний уровень влиятельности и могущества, подорванных тем, что Фудзивара начали возвращать себе вотчины. Но поздний период Хэйан — XI–XII века — в целом был эпохой упадка могущества Императорского двора. По всей стране воцарилось насилие: в провинциях вспыхивали восстания, вдоль берегов орудовали пираты, а на столицу наступали вооруженные толпы под предводительством воинов-монахов. Изнеженная аристократическая жизнь все еще продолжалась в столице, но знать оказалась более зависимой от талантливых полководцев, которые поддерживали порядок в их провинциальных поместьях. К середине XII века некоторые из этих провинциальных военных кланов начали соперничать со столичной аристократией за богатство и власть, что привело к формированию двоевластия в период Камакура (см. главу 4).

Экономическая мощь элит базировалась на исключительном праве на владение землей и на доходе с частных поместий, называемых сёэн, которые обеспечивали аристократам возможность вести привольную жизнь при дворе. Они поставляли как самое необходимое, так и предметы роскоши: рис и шелк, лес и другие строительные материалы, оружие и лошадей, лак и воск, чернила и кисти для каллиграфии, рыбу и птицу. Излишки продукции доставляли из поместий по суше и по воде и продавали на столичных рынках. Согласно официальной государственной системе, установленной в период Нара, вся плодородная земля считалась налогооблагаемой императорской собственностью, которую император мог выделять придворным семействам, святилищам и храмам в качестве сёэн, то есть в пользование с освобождением от уплаты налогов на эту землю. Кроме того, поместья, устроенные аристократами на освоенных целинных землях, также не облагались налогами. В результате это приводило к серьезной конкуренции между богатыми семействами за освоение новых земель и привлечение крестьян с общественных угодий в частные поместья.

Еще одним способом увеличить свой доход была система патронажа. Она заключалась в том, что мелкий землевладелец передавал свое поместье в управление более сильному сюзерену — придворному аристократу, святилищу или храму — ради получения защиты и налогового иммунитета, оставляя при этом себе некоторую часть дохода. Новый сюзерен мог, в свою очередь, передать эту землю в управление еще более могущественному вельможе. Такая практика в результате привела к установлению формальной системы прав на часть дохода или продукции с земли. Эти права, называемые сики, можно было делить, продавать и передавать по наследству. При такой системе над крестьянами, непосредственно обрабатывавшими землю, было еще четыре-пять иерархических уровней, которые получали с этой земли доход: местный собственник, владевший этой землей до установления патронажа; управляющие поместьями, которые занимались делами вместо отсутствующих хозяев, живущих в столице; сами центральные собственники; главный патрон. И каждый претендовал на кусок того пирога, который давало поместье.

Еще одним источником дохода были официальные посты, в целом зависевшие от ранга в иерархии. Аристократия эпохи Хэйан делилась на девять разрядов, которые определяли, какие позиции при дворе мог занять их носитель. Три высших разряда, к которым относились примерно 20 самых богатых кланов, определяли центральную придворную политику. В четыре нижних разряда входили служилые семейства, специализировавшиеся в юриспруденции, медицине, геомантии и иных занятиях; эти люди имели очень мало шансов продвинуться в более высокие разряды. Младшие царедворцы и управляющие провинциями принадлежали к средним разрядам, что давало им возможность отличиться при дворе.

Дворцовую жизнь эпохи Хэйан называют «царством вкуса», поскольку письменные источники свидетельствуют, что придворное общество ценило стиль и опыт переживания красоты не меньше, а возможно, и больше, чем моральные принципы, воплощенные в китайской учености. Литература этой эпохи свидетельствует, что аристократы предпочитали красоту и культуру абстрактным философским трудам. Все придворные, за редким исключением, занимались одним или несколькими видами искусства. Выражение «царство вкуса» относится не только к формальным искусствам, но и практически ко всем сторонам жизни высших слоев. Для буддизма эпохи Хэйан характерно превращение религии в искусство, а искусства — в религию. Это было особенно важно для создания романтических связей. Даже официальные правительственные посты включали в список обязанностей исполнение стилизованных танцев. Важным эстетическим стандартом было понятие мияби — должный уровень изысканности и утонченности. Другим словом, использовавшимся в последующие века для описания эстетики Хэйан, было аварэ — чувствительность к красоте, скрывающейся в видах и звуках природы или в обстоятельствах человеческой жизни. На протяжении веков страстное стремление к культу красоты в любом виде искусства, в природе и в обществе продолжало играть решающую роль в восприятии японской национальной эстетической идентичности.

Досуг, обеспеченный доходами от системы сёэн, позволял знати полностью предаться скрупулезному воспитанию вкуса. Особенно важным качеством для вкуса аристократа была чувствительность к смене времен года и к ее отражениям в состояниях природы. Этот эстетический код включал в себя мельчайшие детали: например, к письму нужно было приколоть не просто подходящий по сезону цветок, но даже оттенок этого цветка должен был гармонировать с цветом бумаги. Цветовая палитра была так широка, что мы даже не можем адекватно перевести некоторые названия цветов и оттенков. Более того, существовал специальный лексикон для обозначения оттенков, получаемых при накладывании друг на друга тканей разных цветов (касанэ): например, цвет сиреневой астры получался накладыванием светло-серой ткани на синюю; а светло-розовый — белой ткани на пурпурную. Такое цветоведение было особенно важным в женской одежде. Тяжеловесный женский официальный придворный костюм дзюни-хитоэ («двенадцатислойное облачение») был продуман до мелочей: он состоял из платья без подкладки, надетого поверх свободных штанов малинового цвета; на это платье надевалось еще несколько ярких одежд с подкладкой, потом роскошное шелковое верхнее платье со шлейфом в складку, и все это венчалось короткой накидкой. Края и рукава этого множества платьев укладывались так, чтобы были видны цветные полоски шелка выглядывающих друг из-под друга одежд.