Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие годы «Гэндзи» оказывал огромное влияние на японскую литературу, театр и визуальные искусства. Хорошо известные эпизоды или целые главы неоднократно ставились в Но, Кабуки и Бунраку (кукольном театре). В наше время это произведение было несколько раз экранизировано для кино и телевидения: так, последняя такая работа была закончена в 2011 году. В более поздней поэзии и прозе содержится много отсылок к «Гэндзи». Есть на него и пародии, например «Мужчина, несравненный в любовной страсти» Ихары Сайкаку периода Эдо (см. главу 7). Сама повесть рассказывает о жизни и многочисленных любовных отношениях «сияющего принца» Гэндзи — одаренного красавца, воплощения таланта и чувства прекрасного, придворного мужского идеала эпохи Хэйан. Гэндзи — сын императора и его любимой, несмотря на свой невысокий ранг, наложницы, умершей, когда мальчику было всего три года. Хотя император желал назначить ребенка своим наследником, неподобающий ранг сына не позволял это сделать. В результате Гэндзи вычеркнули из королевского рода и дали фамилию Минамото, что должно было позволить ему получать придворные ранги и занимать официальные должности. Юношей он женился на Аои, дочери влиятельного царедворца. Они оказались неудачной парой, и Гэндзи ищет утешения в любовных отношениях с женщинами самых разных сословий. Император, его отец, берет себе новую официальную жену, Фудзицубо, которая напоминает ему об умершей возлюбленной. Гэндзи сходит с ума по своей мачехе, и она внезапно уступает его любовному напору. От их связи рождается ребенок, который, по мнению окружающих, зачат императором. Также внимание Гэндзи привлекает юная племянница Фудзицубо, Мурасаки; он привозит ее во дворец, чтобы воспитать себе из нее идеальную любовницу. Одна из любовных историй Гэндзи вызывает скандал при дворе, вследствие которой его отправляют в изгнание. Вернувшись, Гэндзи оказывается на самой вершине дворцовой иерархии и помогает карьере своих детей и внуков. Когда сын от его связи с Фудзицубо становится императором, Гэндзи получает беспрецедентный титул отрекшегося государя. Последняя треть повести рассказывает о внуке Гэндзи, Ниоу, и его лучшем друге Каору, которые соперничают из-за женщин.
Другой жанр литературы эпохи Хэйан — собрание случайных наблюдений, слухов и мнений (дзуйхицу), типичным образцом которого являются «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон. Острый ум, внимательный взгляд и чувство прекрасного писательницы, придворной дамы и соперницы Мурасаки Сикибу, проявляются во многочисленных перечислениях по всей повести. Например, список «То, что в разладе друг с другом» включает «некрасиво сделанную надпись на красной бумаге» и «красавца, женатого на уродине»; «То, что утонченно-красиво» — «четки из хрусталя» и «осыпанный снегом сливовый цвет»; а в «То, что редко встречается» упомянут «слуга, который не чернит своих господ»[25]. Некоторые взгляды, высказанные Сёнагон, особенно о человеческих взаимоотношениях, выглядят удивительно современно. Даже сегодня многие подпишутся под некоторыми пунктами списка.
То, что неприятно слушать
Пришел гость, ты беседуешь с ним. Вдруг в глубине дома слуги начинают громко болтать о семейных делах. Унять их ты не можешь, но каково тебе слушать! Ужасное чувство.
Твой возлюбленный напился и без конца твердит одно и то же.
Расскажешь о ком-нибудь сплетню, не зная, что он слышит тебя. Потом долго чувствуешь неловкость, даже если это твой слуга или вообще человек совсем незначительный.
Тебе случилось заночевать в чужом доме, а твои челядинцы разгулялись вовсю. Как неприятно!
Родители, уверенные, что их некрасивый ребенок прелестен, восхищаются им без конца и повторяют все, что он сказал, подделываясь под детский лепет.
Невежда в присутствии человека глубоких познаний с ученым видом так и сыплет именами великих людей.
Человек декламирует свои стихи (не слишком хорошие) и разглагольствует о том, как их хвалили. Слушать тяжело![26]
Бодрствуя в ночи, ты говоришь что-то возлюбленному, лежащему рядом, — и понимаешь, что он давно заснул.
В присутствии опытного музыканта кто-то играет на цитре лишь для услады собственных ушей, даже не настроив инструмента.
Зять, который давно не навещал собственной жены, в публичном месте сталкивается со своим тестем.
В период Хэйан процветала не только словесность, перенесенная из китайской культуры и прижившаяся на местной почве, но возникли также собственные стили живописи, архитектуры и прикладного искусства. Ямато-э, или японская живопись, изображала знакомые пейзажи и сцены из придворной жизни, тогда как живопись китайского стиля (кара-э) была в основном посвящена конфуцианским мудрецам, китайским легендам и воображаемым пейзажам. Впрочем, оба стиля пользовались популярностью. Ямато-э, в свою очередь, делилась на «рисование в женском стиле» (онна-э) и «рисование в мужском стиле» (отоко-э) в зависимости от сюжета, техники и места демонстрации работы. Картины онна-э более декоративные, в них часто применялось сочетание бумаги разных цветов и позолоты. Надписи в таких работах допускались только на кана. Художники этого стиля уделяли огромное внимание деталям костюмов и интерьера, что предоставляет нам сейчас бесценные сведения о материальной культуре аристократов — одежде, архитектуре и мебели. Изобразительная техника «дом без крыши» (фукинуки ятай) показывает интерьеры комнат как бы с высоты птичьего полета (см. илл. выше). Особняки придворных были просторными, однако с минимальным количеством мебели. При этом мебель — расписанные раздвижные двери, занавеси, разделявшие комнату, складные ширмы и циновки-татами, отделанные парчой, — была богато украшена. Предметы домашнего обихода — лаковые шкатулки, подносы, подлокотники — расписывались элегантными сценами или инкрустировались золотом, серебром или перламутром. Хотя интерьеры, костюмы и прически в онна-э изображались с великой тщательностью, лица людей выглядели довольно одинаково, следуя технике «хикимэ кагибана» (узкие глаза, нос крючком). «Рисование в мужском стиле» подразумевало более строгую манеру в стиле китайских образцов танского времени — о нем мы поговорим в следующей главе.
И мужским, и женским стилем пользовались для украшения раздвижных дверей, складных ширм и при создании длинных иллюстрированных свитков (эмакимоно). Эти горизонтальные свитки представляли собой отрезы бумаги или шелка с рисунками, стихами и прозаическими историями, намотанные на цилиндр, позволявший разматывать этот свиток в горизонтальной плоскости на 30–60 сантиметров за раз, чтобы следить за развитием сюжета. Для одного рассказа могло потребоваться несколько свитков, как это было, к примеру, с «Повестью о Гэндзи» XII века: для нее был приготовлен набор из примерно 20 свитков общей длиной, превышавшей 130 метров, в которых содержалось более 100 рисунков и более 300 каллиграфических листов, созданных целой командой художников. К сожалению, этот «Гэндзи» дошел до нас только фрагментами. Свитки сами по себе также считались предметом роскоши: цилиндры для них изготавливали из драгоценных материалов, таких как нефрит и слоновая кость, а футляры шили из прекрасной парчи. Их заказывали и пользовались ими только придворные аристократы. Другой известный набор иллюстрированных свитков посвящен повести XI века «Ёру-но Нэдзамэ» («Пробуждение в полночь») — трагической истории о несчастной любви девушки Нэдзамэ, которая беременеет от мужа своей сестры и которую преследует император.