После ужина миссис Джефферсон собрала нас в гостиной поиграть в игры. Я надеялся, что мы поиграем во что-нибудь нормальное — перебросимся в картишки, например, но у Джефферсонов были свои представления об увлекательных играх.

Джефферсоны играли в игру «Я люблю тебя, потому что», и, когда очередь дошла до меня, я сказал, что я пас.

Потом мы играли в шарады, и, когда очередь дошла до Роули, он стал собакой.

Около девяти часов мистер Джефферсон сказал, что пора ложиться спать. И вот тут-то я обнаружил, что в хижине Джефферсонов со спальными местами ещё хуже, чем с развлечениями.

В нашей комнате была только одна кровать, поэтому я сказал Роули, что мы могли бы заключить сделку: бросив монетку, решить, кому спать на кровати, а кому на полу.

Но Роули взглянул на ковролин с жёстким ворсом и решил не рисковать. Мне тоже не очень-то хотелось спать на полу.

Поэтому я забрался на кровать, стараясь держаться от Роули как можно дальше.

Роули тут же захрапел, а я не мог сомкнуть глаз из-за того, что половина моего туловища свисала с кровати. Когда я начал наконец засыпать, Роули вдруг завопил как резаный.

На секунду мне показалось, что до нас добралась бурая рука.

Родители Роули тут же примчались, чтобы выяснить, что случилось.

Роули сказал, что ему приснился кошмар: ему привиделось, будто под ним прячется цыплёнок.

Поэтому следующие двадцать минут родители Роули пытались его успокоить, говоря, что это просто был дурной сон и никаких цыплят поблизости нет.

Никто не счёл нужным поинтересоваться, как себя чувствую я, шлёпнувшись с кровати лицом вниз.

Остаток ночи Роули спал в комнате родителей, что было мне только на руку. Потому что без Роули и его цыплячьих сновидений я смог отлично выспаться.

Я торчу в этой хижине уже три дня и начинаю сходить с ума.

Я пытаюсь упросить мистера и миссис Джефферсон сводить нас на набережную, но они говорят, что там слишком шумно.

Ещё ни разу в жизни я не оставался без телевизора, компьютера или видеоигр так надолго и начинаю отчаиваться. Когда мистер Джефферсон работает поздно ночью на своём ноутбуке, я потихонечку спускаюсь вниз и наблюдаю за ним, чтобы хоть одним глазком поглядеть, что делается в мире.

Пару раз я просил мистера Джефферсона дать мне попользоваться его ноутбуком, но он говорит, что это его «рабочий ноутбук» и он не хочет, чтобы я что-нибудь испортил. Вчера я дошёл до ручки и решился на отчаянный шаг.

Когда мистер Джефферсон отлучился в туалет, я воспользовался своим шансом.

Я настрочил маме электронное письмо так быстро, как только мог, и бросился наверх в кровать.

Когда я спустился сегодня к завтраку, то по виду мистера Джефферсона понял, что он не слишком рад меня видеть.

Как оказалось, я отправил сообщение с его рабочей почты, и мама прислала ответ.

Я решил, что мистер Джефферсон будет меня пропесочивать, но он не произнёс ни слова. А миссис

Джефферсон сказала, что, может быть, попозже мы сходим на пару часиков на набережную.

Это же было всё, о чём я просил! Пара часиков — это все, что мне нужно.

Если мне к тому же удастся покататься на Мозготрясе, то поездку можно будет считать зачётной.

Я вернулся домой на два дня раньше, чем планировал, и если хотите знать почему, то готовьтесь слушать — это долгая история.

Вчера Джефферсоны взяли нас с Роули на набережную. Я хотел сразу же отправиться к Мозготрясу, но там оказалась очень большая очередь, поэтому мы решили немного подкрепиться и вернуться позже.

Мы купили мороженое, но миссис Джефферсон взяла только один рожок на четверых.

Мама дала мне с собой тридцать долларов, и двадцать из них я продул на ярмарочном аттракционе.

Я пытался выиграть гигантскую набивную гусеницу, но, сдаётся мне, они там мухлюют на этих ярмарочных аттракционах, так что выиграть у них никак невозможно.

Роули наблюдал за тем, как я спускаю денежки, а потом попросил папу купить ему ТОЧНО такую же гусеницу в соседнем магазине. И по закону подлости она обошлась ему всего в десять баксов.