Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что делать дальше, он не знал. Никогда прежде ему не приходилось попадать в такие передряги он умел сам подложить мину, сам взорвать ее, отправить на тот свет другого человека. Однако к собственной смерти не готовился никогда.
«Форд» заскрежетал бампером по бетонному ограждению. Посыпались искры, и машина остановилась. Остановился и «Ситроен».
— Быстро! — скомандовал Толик и, пряча пистолет под полой куртки, бросился к замершей машине. На полусогнутых ногах он замер возле капота, переводя ствол пистолета с мертвого шофера на его неподвижного соседа.
Почти неслышно прозвучали выстрелы, он стрелял)" головы. Глаза его при этом оставались задумчивыми, мужчина вспоминал первый поцелуй на школьном выпускном балу, и делал это, скорее, по привычке, чем по необходимости — стрелял-то он в трупы. Сашок — любитель расспрашивать, картинно держа пистолет наизготовку, заглянул в салон.
— Эй, тут еще один!
Толик, продолжая целиться в салон автомобиля, зашел с другой стороны и у видел лежащего на полу подрывника.
— У меня бомба! Бомба! — истерично закричал тот, поднимая руку, в которой сжал первое, что ему попалось в металлическом ящичке. — Если меня убьете, она взорвется!
Толик с сомнением посмотрел на черную пластиковую коробочку, в двух местах перетянутую изолентой. Третий бандит, посланный на ликвидацию группы киллеров — Шурик, стоял у «Ситроена», прижимая пистолет к животу, прикрывая его от посторонних глаз ладонью. В случае чего он должен был подстраховать.
— Вылезай, — бесцветным голосом сказал Толик, чуть заметно покачивая стволом пистолета.
Его напарник, молодой парень, распахнул дверцу «Форда» и поманил к себе подрывника. Тот вставал осторожно, будто и впрямь держал в руках бомбу, готовую вот-вот взорваться.
— Выстрелите, пальцы разожмутся.., контакт… взрыв, — отрывисто говорил он.
— Ты нам не нужен, они были нужны, — спокойно сказал Толик, и даже его напарнику показалось, что эти слова — правда. — Поэтому стань у капота и стой спокойно. Смотри, не разожми пальцы, а то, чего доброго, сам взорвешься.
— В меня нельзя стрелять.
— Знаю. Посторожи-ка его, — Толик залез в машину и неторопливо принялся что-то искать в ней. Он отыскал пачку денег в кармане водителя, пачку в кармане его соседа. И, усмехнувшись, глянул на подрывника. Ногой раздвинул створки металлического ящичка. Там лежало несколько мотков цветных проводков, пара девятивольтных батареек и широкая катушка с клейкой лентой, какой обычно заклеивают картонные ящики с аппаратурой.
Он подхватил колечко ленты, подошел к подрывнику.
Тот стоял с поднятыми руками. Толик преспокойно обыскал его карманы, извлек пачку долларов.
— Ты, я думаю, не против поделиться? Это все-таки меньше, чем жизнь.
Пока сбитый с толку подрывник пытался что-то ответить трясущимися губами, Толик больно сжал запястье его руки, в которой ничего не было.
— А теперь стой и не дергайся, — он протянул катушку скотча своему напарнику. — Замотай.
— Я сейчас пальцы разожму, взорвется все!
Подрывник пытался вырваться, но Толик держал крепко.
— Я и о твоей безопасности забочусь, — вкрадчиво говорил седовласый Толик.
— Я сейчас пальцы разожму!
— Разжимай, сам же и подорвешься.
Молодой бандит уже сноровисто накручивал на руке подрывника виток за витком клейкую ленту. Через пять секунд, если бы тот и хотел разжать пальцы, то уже не смог бы этого сделать.
— А теперь катись к черту!
Толик, продолжая сжимать запястье жертвы, подвел его к бетонному ограждению и резко толкнул вперед. Не удержав равновесие, подрывник рухнул на вымощенный бетонной плиткой откос и покатился к воде.
— Здесь глубоко? — успел спросить Толик.
— Не знаю, — пожал плечами его помощник.
Седовласый бандит вскинул пистолет и легко попал в голову катившегося к воде подрывника.
— Быть застреленным лучше, чем утонуть? — спросил он, не оборачиваясь.
— Не знаю. Я ни того, ни другого не пробовал.
Тело секунд десять покачалось на воде, а затем медленно ушло в глубину.
— И я не пробовал. А спросить у него сперва было рано, а теперь поздно.
Двоих других убитых даже не вытаскивали из автомобиля. Толик ловко, с одного удара каблуком сбил пробку с горловины бака и опустил туда длинную, скрученную в жгут тряпку. Затем немного вытянул ее назад — так, чтобы показалась часть, смоченная бензином, щелкнул зажигалкой и тут же бросился к «Ситроену». После того как он въехал на горку, сзади прогремел взрыв, сильный, на несколько секунд заложивший уши.
— Ты хоть видел, как она рванула? — поинтересовался Толик.
— Красиво, — признался парень. — Но ты знаешь, Толик, сколько я ни пробовал думать о приятном, не получалось.
— Значит, ты боялся.
— Может быть. А ты чего молчишь? — обратился он ко второму любителю поиграть в карты.
— А мне все равно, что и с кем случается, главное — не со мной.
— Вот ты-то, Шурик, плохо кончишь, — наставительно сказал Толик.
— Почему?
— Эмоции надо прятать лишь пока ты дело делаешь, а потом ты должен быть обыкновенным человеком, самым что ни на есть обыкновенным.
В Питер они возвращались уже другой дорогой, преодолев километров десять по уже подсохшему после дождя проселку. Лишь только замелькали первые дома, Толик стал коситься направо. У первого же телефона-автомата, он остановил машину и позвонил Боцману.
— Все в порядке. А главное — чисто и сухо, — засмеялся он.
Но смех Толика был не злобным. Он и в самом деле не испытывал никаких эмоций по отношению к тем, в чьем убийстве принимал участие, он всего лишь делал свою работу, может быть, грязную, неприятную, но дающую сносные средства к существованию. В отличие от других, он не глушил угрызения совести водкой, не баловался наркотиками.
Ему вполне хватало приятных воспоминаний о девочке в белом платье, о звуках вальса и о поцелуях на верхней площадке черной лестницы в здании школы. И сила его была в том, что он не боялся признаться в этом. Толик, как всякий мастер своего дела, довольно охотно делился профессиональными секретами с начинающими, наперед зная, что использовать их они не смогут, а значит, настоящей конкуренции ему не составят.
— Можешь порадовать заказчика, — бросил он в трубку.
— Отлично, — лениво ответил Боцман, — приезжайте к нам.
Когда белый «Ситроен» свернул в узкий проезд, ведущий к пятиэтажному, времен Хрущева дому, Толик, не моргнув глазом, серьезно сказал: